Бремя колокольчиков

Марков Алексей Викторович

Дом на колесах.

АукцЫон, «Дом на колёсах».

Зачем он возвращается? Сколько таких же неудачников, не захотевших или не сумевших приспособиться к этой жизни, или решивших выпасть из неё, остались здесь, и вполне себе живут и устроились как-то. Сколько их Глеб повидал за эти два с лишним месяца на Мангупе , да и вообще в Крыму. Семья, Света ему были родными, но уже какими-то далекими, из другой реальности... И зачем взял он билет до Москвы?

Бродя по привокзальному рыночку, Глеб никак не мог решить для себя, кто он: пес,

возвращающийся к своим не самым лучшим выделениям или ответственный отец семейства и священник. Хотя, чего рассуждать? Он просто не может здесь остаться, вот и возвращается. Вино и продукты куплены, поезд стоит, включили этот дурацкий гимн: «Наш Симферо-о-о-поль, ворота Кры-ы- ы-ы-ма...»

Антон уехал больше месяца назад, а Глеб остался. Пожил в горах и на побережье, с хиппами, пулубомжовыми индейцами и приезжими художниками.

Место его оказалось у двери. Попутчицей была крупная женщина за шестьдесят. «Когда-то она, наверняка, была очень эффектной», - подумал Глеб.

– Как же они хлопают дверью, нельзя же так!
– первое, что она произнесла, разобравшись со множеством сумок и коробок.

– Мы возле туалета... тут уж ничего не сделаешь...

– Как это не сделаешь? Вот смотрите, я объявление напишу - и они меньше стучать будут! У вас фломастер есть? Нет? Ну, тогда я ручкой...

Дама нашла в одной из своих сумок листок и принялась что-то старательно выводить. Закончив, она с гордостью показала результат своих стараний:

1.  Граждане России и Украины, с наступающим Новым годом!

2.  Не хлопайте дверью!

3.  Выращивайте в себе нежность!

Глеб глянул на даму. На вырастивший в себе нежность сосуд она походила плохо...

– Думаете, сработает?
– с сомнением произнёс он.

– Уверена! Главное, написать совершенно не сочетающиеся пункты, и люди волей неволей будут задумываться.

– Если вообще будут читать... ^[161]

– Вот вы - молодой человек! Не очень уже, конечно... но по сравнению со мной - молодой. А столько скептицизма в вас! Я, знаете, многое пережила: и смерть, и горе, и тяжелые болезни, но оптимизма и веры не теряю.

– Ну, я тоже кое-что пережил... Да и веру всё же не теряю...

Соседи с верхних полок куда-то сразу ушли. Глеб с дамой продолжали изредка перекидываться фразами. Чем дальше, тем симпатичнее была ему эта пожилая особа. Мимо прошла женщина, продающая копченую азовскую рыбу. Торговцы обычно сильно хлопают дверьми, но эта остановилась и несколько раз внимательно прочитала объявление.

– Во дают!
– воскликнула она и удалилась из вагона, аккуратно прикрыв за собой дверь.

– Видите! Работает!
– возликовала дама.

– Ну, на кого-то, и правда, действует, признаю, - улыбнулся Глеб.

– Да почти на всех действует! Я же говорила! Мы, кстати, не познакомились. Меня Ириной Петровной зовут. Я художник, преподаватель, философ по жизни и жена писателя по совместительству.

– Меня Глеб зовут. Я... историк... кроме всего прочего.

– Очень приятно! А я в этих краях с моим мужем будущим познакомилась, на свадьбе у одной знакомой. Два дня - и на всю жизнь! Сорок лет

уж вместе! Знаете, он скромный такой был, студент из Киева. А как сказал: «Я не хочу всю жизнь на сортир работать», - я сразу поняла, что это - мое! И я сделаю всё, чтоб этому человеку легко жилось и чтоб он писать, что хочет смог, от всего его защищу! Вот этими моими громадными руками!... Конечно, со мной-то жить не так уж легко, но от других сложностей я его спасла. И сына мы воспитали - слава Богу! Он больным родился и в школу ходить не мог из-за этого... Ничего! Мы его дома выучили. Хоть муж тогда и не работал... не хотел он писать всякую комсомольскую чушь, и я ему сказала: «Уходи из газеты! Главное, чтоб совесть твоя чиста была, и твоим пьесам это не в ущерб было!» Он драматургией в то время увлекся. Его вещи тогда никто не ставил, конечно. Но потом, в 90-е, даже в Современнике поставили! А если б он не ушёл из газеты, то ничего бы и не написал. Я это знала, поэтому так и сказала. Ну, да ничего! Господь не оставил! Он никогда нас не оставлял. Я всегда Его просила, и Он отвечал... Хоть бывало и не сразу... И не так, как ждешь...

– Это - да. Бог - не магазин с доставкой заказов по телефону.

– Само собой! Но... Глеб... Вот что я тебе скажу. Печали предаваться нельзя, взбодриться надо, а ты всё унылый какой-то. Бог даст, всё будет!

Дверь хлопнула, пассажиры проснулись. За окном была кромешная тьма. Шёл снег...

– Так, таможня Украины! Просыпаемся! Шо везем? Наркотики, оружие

есть?

– Скажите, а вам хоть раз на этот вопрос отвечали да?
– парировала заспанным голосом Ирина Петровна.

– Это професийна тайна, а вы лучше кажите шо везете? Передачи, чужие вещи маете?

– Нет.

– Та-а-ак, а эти сумки ваши? Видкриваемо, доказуем. Шо здесь?

– Личные вещи, трусы с лифчиками. Показать?

– Надо будет - покажете! А это? Аптечка? А это шо за лекарство?

– Цитрамон.

– Та-а-ак, рецепт покажите!

– Молодой человек! Это ж без рецепта продается!

– Это у вас в России, а в Украине по рецепту...

– Да вы что! Я ж в Евпатории его покупала! Какой рецепт!

– Да?.. Выясним! Я сейчас старшего по смене вызову... А у вас аптечка есть?
– обратился таможенник к женщине, спящей на верхней полке.

– Шо!
– раздался сверху хриплый голос.

– Та не шо! Я шо вам повторять должон!
– возмутился таможенник.
– Это ж для кого я тут всё говорю это уже пол часа? Шо везёте?

– Ничого.

– А лекарства?

– Ты шо, хворий?

– Ни, я митник... Ладно, лежите вже спокийно... Я не зна-а-а-ю...

– Шо ты зде робишь? Пошли уже дальше!
– вмешался вынырнувший из соседнего купе напарник.

Вслед за таможенником в вагон вошёл небритый мужичок.

– Канфе-е-е-е-ты! Свежие ка-а-а-анфе-е-еты кому?

– Хлопчик, три часа ночи! Одному лекарства давай, другой с цукерками тут! — раздалось с верхней полки, - яки таки у тебя конфеты?

– Свежеворованные!
– объявил мужичок.

Глеб с Ириной Петровной переглянулись и засмеялись в голос.

Через полчаса они протягивали документы бледным и неулыбчивым российским пограничникам.