Бремя стагнатора
Шрифт:
– Конечно, – глаза командира блеснули: остается! – По договору с гильдией мы оказываем гостеприимство ее курьерам. Ангайл!
Невысокий солдат, пухлощекий, с волосами цвета бездисковой ночи, вскочил, вытянулся и гаркнул:
– Я, Трехлучевой Кайноль кин Ахнамара!
– Проводи гостя в комнату. Если вы, – снова обратился к гостю хозяин, – хотите есть или выпить…
– Не откажусь. Только не слишком много, не люблю засыпать с набитым животом.
Наемная кухарка из местных побежала готовить для курьера нехитрый ужин, а слуга Кайноля подал кину Ахтенажи воду для умывания. Пока гость приводил
– Ну, скоро там?
– Сейчас, сейчас…
– Ты что делаешь! – неожиданно закричал на него хозяин. – Опозорить меня хочешь?!
Слуга испуганно вжал голову в плечи:
– Я… я-я…
– ТЫ! Жмотом меня хочешь выставить? Или неряхой!?
– Вы ошибаетесь, мой кин! Я ничего такого…
– Да? А вот это тогда что? – и Кайноль указал пальцем на грязные разводы, тянувшиеся по бокам чаши. Кто-то схватил ее немытой пятерней, да так и оставил.
– Немедленно поменяй!
Слуга со всех ног бросился выполнять приказание.
Выждав момент, когда все отвернулись, Кайноль сыпанул в кувшин щепотку снотворного. Ударная доза – рогача свалит.
Ночью, после третьей стражи, когда новая смена отошла подальше от поста, а вернувшаяся – спокойно заснула, командир прокрался в гостевую комнату, прикрыл ставнями окна, чтобы его не разглядели с улицы, и зажег светильник.
Курьер спал, вытянувшись на жесткой лежанке. Переметные сумы покоились в ногах, почтовый мешок с красной печатью Трех Лиан кин Ахтенажи держал под мышкой. Подстраховался, значит. Прежде всего Кайноль проверил кувшин – пустой, как и следовало ожидать. Значит, можно работать спокойно.
Он аккуратно отпарил над огнем печать, вскрыл мешок.
Удача!
Внутри, среди малозначимой переписки, лежал неприметный свиток, перевитый черным шнуром. Внешне похожий на обычную долговую расписку. Но это только внешне, уж кто-кто, а разводящий дворцовой стражи немало перевидал таких документов на своем веку. Это, конечно, послание рангом повыше, чем простая залоговая. Это – донос.
Черный шнур – знак того, что донос проверен и переправлен, куда следует.
То есть это уже не донос, а вполне солидная информация, которую стоит принять к сведению и, желательно, к разработке.
Кто бы мог подумать еще несколько оборотов назад, что ему, трехлучевику, наследнику древнего рода, когда-нибудь придется переписывать чужие сплетни за жалкие гроши от желтокожих!
«Ладно, отставить причитания, посмотрим лучше, что там такое…»
Вопреки ожиданиям, содержание свитка оказалось совершенно неинтересным. Кайноль от разочарования даже зубом цыкнул, спохватился, посмотрел на курьера – нет, слава Небесному Диску, спит. Но и трехлучевого командира понять можно: собрался насладиться прикосновением к тайне, а тут скукота сплошная.
Речь шла о каком-то большом котелке в три человеческих роста, что можно установить на корабль и плыть с его помощью без парусов и весел. И якобы такую штуку строят в Чжандоу, о чем автор записки имеет честь сообщить.
«Тьфу, глупость! Детские сказки! Хорошо еще легенду о летающем змее сюда же не приплели. Или про глазастого мальчика с совой, что вечно влипал в какие-то передряги.
Хотя… –
Тебе-то какое до всего этого дело? Переписывай, запечатывай обратно сумку, да проваливай, пока курьер не проснулся».
Командир заскрипел писалом быстрее, копируя текст дословно, буква за буквой. Даже ошибки. И еще подумал: «Не забыть бы завтра с утра отправить слугу в город, на рынок. За тростником. Покапризничать, что давно, мол, не ел этой вкуснотищи, ступай, купи связочку, побаловать хозяина».
Одна связка – один свиток. А вечером Калдиса в лесу будут ждать.
* * *
«Нет, наверное, сегодня тоже не придет…»
С самого утра Илама чувствовала себя плохо. Перестаралась на днях с одним клиентом, вдобавок почти сразу после извечного женского недомогания. И зачем только согласилась? Нет, жаловаться не на что – заплатил он даже больше, чем обещал. Но с головой у него явные и очень большие нелады. Не успела она раздеться, как он потребовал взбить волосы, свить из них пару рожек, встать на четвереньки, ржать и брыкаться. Изображать норовистого скакуна. А потом еще и сам верхом сел: кавалерист, чтоб ему сдохнуть! Пятками пришпоривал, ремень на шее затянул – узда, значит, – да так сильно, что аж глаза на лоб полезли.
Надо было, конечно, сегодня на работу не выходить. Отлежаться, перевести дух. Но тут примчалась Сансара вся в слезах – снова приходил ее бывший хозяин, избил по пьяному делу едва ли не до смерти, отнял все деньги, какие нашел, да еще забрал пару побрякушек. Подруга показала живот и бедра в сине-фиолетовых разводах. В таком виде, понятно, работать она не могла, а если бы и рискнула – первый же клиент, разглядев «украшения», выкинул бы на улицу. Хорошо если не в окно.
Пришлось отдать ей почти все, что было. Да и как не отдать, когда Сансара не раз помогала ей самой. Выходила, например, во время мора, когда Илама совсем еще соплячкой впервые появилась на улицах Морской столицы. В городе свирепствовала Черная Язва, девушка подцепила ее моментально: бесшабашная была, думала, что именно ей-то все нипочем, и пока более опытные подруги сидели по домам, отправилась работать. На третий день слегла, и если бы не Сансара, неизвестно еще не ушла бы, в конце концов, греться к светлому престолу Небесного Диска.
Но помощь помощью, а жить-то на что? Хочешь не хочешь, а пришлось выйти на Веселую улицу. Еще один день потных рук и масляно блестящих глаз, грязных трактирных лавок и дешевых матросских ночлежек.
«А что если и сегодня не…»
– Илама!
Девушка вздрогнула и обернулась.
«Это же его голос!»
– Саргамо!
Он шел прямо к ней, наискось через всю улицу, высокий, светловолосый, широкоплечий – истинный северянин, из тех, по которым грезят ночами богатенькие аристократочки. Такой сильный и такой неистовый. Щегольской вышитый плащ развевался от быстрой ходьбы, ветер трепал золотистые кудри. Перевязь затянута так, чтобы рукоять палаша покачивалась точнехонько на уровне пояса, под правую руку. Выглядел он потрясающе – прямо как пресветлый посланец Небесного Диска перед битвой со злом.