Брестские ворота
Шрифт:
Боец немного помялся, а потом всё-таки ответил:
– Да вот, мы услыхали, что мотор фырчит, вот и накидали сушняка, чтоб, значит, остановились…
Валька понял, что сделавшие засаду красноармейцы предполагали увидеть на дороге немцев и уж, наверное, открыли бы стрельбу. От этой мысли на душе у лётчика стало малость светлее, и он уже с определённой симпатией поинтересовался:
– А ты что ж, друг, вроде как разведчик?
– Ну да, – радостно закивал головой боец.
– Ладно, – Валька усмехнулся. – Зови сюда свою дюжину…
Боец как-то
– Так что же мне с вами делать?..
Разведчик, видимо, бывший у этой дюжины старшим, вышел вперёд и попросил:
– Товарищ лейтенант, возьмите нас…
– Куда? – не понял Палевич.
– Под команду возьмите, а то мы сами… – пояснил боец.
– Я вижу, что сами, а командиры ваши где? – насторожился Валька.
– А командиры нас бросили, – с каким-то злым вызовом крикнул один из стоявших сзади красноармейцев.
– Как бросили? – опешил Валька.
– А так, товарищ лейтенант, – кричавший решительно вышел вперёд и, глядя прямо в глаза Палевичу, выложил: – Собрались кучкой и ушли, а нам сказали: идите куда хотите.
Что такое может случиться, в голове у Палевича не укладывалось, и в первый момент ему показалось, что красноармеец врёт. Но упрямый взгляд чистых, на удивление голубых глаз подсказывал Вальке, что всё сказанное абсолютная правда, и он принял решение:
– Хорошо, беру вас под свою команду, – и уже совсем по-дружески бросил одному из разведчиков: – А ты, бравый вояка, почему безоружен?
– Так получилось… – развёл руками боец.
– Ладно, полезай в кузов, там для тебя винтовка найдётся, – уже приказным тоном сказал Палевич.
– А мы как? – забеспокоился голубоглазый.
– И вы, ясное дело, тоже лезьте, поедем… – распорядился лейтенант и пошёл к грузовику…
Больше в том неудачном бою сержанту Мироненко участвовать не довелось. Его стоявший на месте подбитый танк немцы почти сразу сожгли артиллерийским огнём. Хорошо ещё, что уцелевший экипаж сумел доползти к спасительной канаве и скатиться на её дно, залитое водой. Дальше оставалось только на карачках пробираться в тыл, то и дело срываясь с глинистого откоса в очередную лужу.
Что было потом, Мироненко вспоминать не хотел, но ощущение горечи его так и не покидало. Наверное, потому, что сержант был убеждён, стоит им только пойти в атаку, и немец будет сразу же опрокинут. И когда танковые роты рванулись вперёд, Мироненко ни минуты не сомневался, что так оно и будет.
Однако на самом деле всё вышло наоборот, и, оставшись почти в самом начале боя «безлошадным», Мироненко мог только слушать сначала из мокрой канавы, а потом из хилого лесочка, куда он перебрался со своим экипажем, грохот танковых пушек и треск пулемётов, да видеть чёрные столбы дыма, поднимавшиеся над полем боя.
Почему так получилось Мироненко понять не мог, правда,
Что и как, сержант уяснить себе так и не смог, тем более что в леске начали постепенно скапливаться такие же «безлошадные», многие из них раненые и обожжённые. Сначала была организована их эвакуация, а потом уцелевших построили, и они пешей колонной направились к мосту, где, как им было сказано, будет организована оборона…
Снаряд, со страшным грохотом разорвавшийся метрах в тридцати оглушил Мироненко, до этого спокойно сидевшего, опершись спиною о ствол, и заставил сержанта, уже набравшегося опыта, мгновенно плюхнуться за ближайший корч.
Они, сутки назад организованно отошедшие к мосту, собрались в районе наскоро созданного «тет-де-пона» [50] и ждали, когда для уцелевших танков, тоже оттянувшихся к реке, из тыла подвезут горючее, боеприпасы, и наконец-то подъедут кухни, доставив танкистам запозднившееся горячее питание.
50
Предмостное укрепление.
За первым взрывом сразу грохнул второй. А затем на лесок, где временно укрылись «безлошадные» танкисты, обрушился целый град снарядов. Разрывы следовали один за другим, и на тех, кто ещё уцелел, сыпались обломки веток, листья и земляные комья.
Сколько времени это продолжалось, Мироненко понять не смог и заставил себя приподняться над корчом, только когда вроде бы всё затихло. Едва убедившись, что стрельба кончилась, он бросился искать свой экипаж и нашёл водителя забившимся вместе с заряжающим в какую-то неглубокую яму.
Тряся головой, полуоглохший сержант крикнул:
– За мной!.. – и бросился бежать подальше от злополучного леса, по которому, как Мироненко уже знал из своего опыта, вот-вот должны были ударить немцы.
Открытым полем они пробежали километра полтора и там, у рощи, приостановившись на минутку, водитель указал сержанту на обрывок бинта, привязанный к кусту.
– Что это?..
– Забыл? – Мироненко матюгнулся. – Это ж показывают, как к медсанбату добираться!
– А, точно! – обрадовался водитель и первым побежал дальше, отыскивая взглядом белевшие на ветках куски бинтов.
Далеко бежать не пришлось. Почти сразу танкисты чуть ли не лицом к лицу столкнулись с командиром их танковой роты. Правый рукав лейтенантского комбинезона был оторван напрочь, и голая рука, туго забинтованная желтоватым от противоожоговой мази бинтом, висела на подвязке.
– Куда?!.. – вызверился комроты.
– Товарищ командир, мы от обстрела ушли! – Мироненко с трудом отдышался. – А сейчас к медсанбату, там штаб должен быть…
– Нету там штаба, отошёл, – лейтенант скривился и погладил забинтованную руку. – Медсанбат тоже эвакуируется.