Бретёр
Шрифт:
— Ничего. Ничего не нужно, — Мурин махнул рукой и отослал его.
Виски сжимало железной лентой. Хотелось завалиться обратно, накрыть голову одеялом. Как бы он сейчас уснул!..
— Кофий! — заорал он вслед запоздало.
На его счастье, из-за двери донеслось:
— Будет исполнено.
Был явно не тот час, когда следовало придавать значение выбритому подбородку, уложенным волосам, опрятности туалета. Мурин ограничился тем, что рубашку, чулки и панталоны надел свежие. Шинель перекинул через руку. Галстух на ходу обмотал вокруг шеи. Уже в коридоре едва не столкнулся с заспанным лакеем. Тот нес на подносе кофий. Мурин, не замедлив шага, взял с подноса дымящуюся чашку.
— Доброе утро. Что случилось? Ты отыскал извозчика, который ее вез?
Андриан обернулся, с полей его шляпы капало.
— Поехали. Посмотришь, как ты выразился, жизнь.
Осень была Петербургу к лицу. Даже ненастье. Среди влаги и марева очертания дворцов, набережных, улиц казались особенно чисты и тверды. А каменная стать — особенно стройной под набрякшим небом. Но это аристократический Петербург. А здесь, вокруг Сенной площади, все было иначе. Мурин не выдержал:
— Ну и мерзость.
Дома здесь были приземистые, все в потеках, какого-то неопределенного серо-буро-плесневого цвета. В сыром воздухе висел запах гнили и помоев. Из арок тянуло мочой и говном. Был тот час, когда кабаки уже закрылись, а проститутки уже разошлись. Изредка попадались шаткие фигуры. Они были пьяны и страшны. В отрепьях, лохмотьях, с землистыми, опухшими, грязными лицами. Это было городское дно.
Коляска остановилась у замызганной подворотни. В арке стояла оборванная девочка, лет десяти на вид, но, может, старше: тощая, с грязными ногами, волосы сбились в войлок. Взгляд ее — недетский, жесткий, многое повидавший — быстро оценил Мурина. «Бог мой, вот и эта несчастная Колобок была такой же сперва». Он содрогнулся от жалости, но одновременно и легкого страха: вдруг ощутил, что девочка глянула на него не с любопытством, а как на добычу. Колдобины под аркой были полны воды, в луже плоско лежал мокрый труп кошки. Девочка курила, время от времени цыкая в сторону.
Мурин прикинул перспективу покинуть гнездо экипажа.
— А среди бела дня никак нельзя было сюда явиться?
Андриан спрыгнул. Сапоги его чавкнули по грязи.
— Можно, конечно. Только хрена кого застали бы. Сейчас самое то. Все по норам попрятались.
Андриан снял с крюка фонарь. Обошел коляску кругом, снял другой, подал его сошедшему на тротуар Мурину:
— Не то сопрут. Да и нам свет нужен.
— Слушай, а коня и коляску-то здесь оставить… эээ… не боишься?
Андриан наклонился и вытянул из-под сиденья дубину. Взвесил в могучей лапе. Убедился, что девочка на нее зыркнула. И ответил Мурину:
— Не очень.
Мурин не удержался от того, чтобы обозначить политику пряника, не одного лишь кнута, и пообещал девочке:
— Если приглядишь за экипажем, получишь копейку.
Но взгляд ее остался неподвижным, как у рептилии. Бледный ротик открылся, и замызганное дитя бойко и заученно, точно было за прилавком Гостиного двора, выдало — смысл ее страшных слов не сразу дошел до Мурина:
— Так — копейка. Растак — две.
А когда дошел, ужас пробрал Мурина до костей. Девочка меленько засмеялась.
— А… — Он чуть не сказал: «Где ж матушка твоя?»
Но уже понял, что обычные человеческие связи на этом дне Петербурга были так же поруганы, как и всё, всё, всё… Точно холодная каменная рука сжала сердце.
Андриан хмыкнул:
— Пошли. Всем в этом мире не поможешь.
Двери были рассохшиеся,
— Ё-моё, — вырвалось у Мурина, когда они взошли на осклизлую лестницу, которую очень условно можно было назвать парадной. Свет их фонарей двигался и качался по замызганным стенам, по ободранному потолку.
— Как же мы ее отыщем? Четыре этажа. Тут столько квартир…
Андриан стал колотить рукоятью дубины, судя по гулкому деревянному звуку, в дверь одной из квартир.
— Пошел отседа на хер! — донеслось бойко.
Андриан не потерялся:
— Сама иди на хер! Мне Колобка надо!
— Этажи считать не умеешь, пьянь? Второй этаж!
Андриан обернулся к Мурину:
— Вишь, как просто.
Они поднялись на второй этаж. Стекол на площадке давно не было, единственной преградой между осенней сыростью снаружи и зловонной сыростью внутри была паутина. Андриан заколотил в первую же дверь. Оттуда раздалась брань. Андриан, не отвечая, перешел к следующей двери, потом к следующей. И только когда за очередной дверью ответила тишина, отошел немного, разбежался и саданул плечом. Дверь каркнула.
— Как бы за полицией не послали, — заметил ему Мурин.
— Сюда полиция не суется.
Андриан со всей силы ударил ногой. Дверь треснула и отворилась.
В прихожей сидел пушистый кот. Свет фонарей отразился в его глазах зелеными огоньками. Кот был невозмутим.
— Здра-авствуйте, — Андриан сдвинул на затылок свою кучерскую шляпу. Кот и не моргнул.
Мурин прошел мимо него в комнаты, кот тут же поднял хвост трубой и заструился за ним. Пахло лавандой. Мурин приподнял фонарь. Удивился опрятности жилища. Казалось, ты в квартире вдовой чиновницы, а не в трущобе. Глянцево блестел фикус в кадке. Занавески были с бомбошками.
Мурин прошел в спальню, неся с собой оранжевый шар света. В фаянсовом умывальнике стоял пустой кувшин, а на краю лежала бритва. Мурин машинально взял ее, на лезвии заметил развод от пены, положил обратно. К окну был придвинут шаткий столик. Темно блестели флаконы чернил. Лежало перо. Мурин поставил фонарь на стол, выдвинул ящик. Увидел там пучок очиненных гусиных перьев, стопку дешевой бумаги, сургуч, рядом зияло пустое место — как раз чтобы положить небольшую книгу. Мурин задвинул ящик. Горкой, мал мала меньше, лежали подушки на неширокой кровати под стеганым покрывалом. На покрывале была круглая вмятинка: спал кот. На полу стояло блюдце, кот понюхал его, лизнул донце: пусто. Мурин подошел и открыл шкап. Запах лаванды ударил в ноздри. Тихо свисали длинные рукава платьев и прочих дамских предметов туалета, названия которых Мурин и не знал. Колобок, видимо, была щеголихой. Мурин задумался. Кот потерся о его сапоги. Мурин наклонился, почесал спину, которую кот тут же выгнул дугой:
— Бедняга… Твоя хозяйка не вернется. А ты наверняка голоден. И накормить небось некому.
Мурин поднял его, умелым жестом усадил себе на сгиб локтя. Почесал между ушами.
Андриан закатил глаза. Поставил свой фонарь на пол.
— Что такое? — удивился Мурин.
— Предпочитаю собак.
— Я тоже. Но…
Ротмистр не успел высказать мнение. Из прихожей с ревом бросилась на Андриана массивная фигура. Молниеносно свистнуло лезвие топора — Андриан еле успел уклониться. Молниеносен был и Мурин. Бросил кота в голову нападавшему, заорал кот, деря когтями, точно карабкался не по лицу, а по дереву, заорал мужик, схватился за рожу, стукнул, упал на пол топор. Покатился по полу картуз. Андриан с размаху ударил разбойника дубиной под колени. Тот повалился. Андриан, пыхтя сверху, подмял. Шляпа слетела с его головы. Борющиеся прокатились по ней, смяли в блин. Свет фонарей придавал им нечто демоническое.