Бриллиант Хакера
Шрифт:
Наберемся мужества и смело посмотрим правде в глаза, даже если эта самая правда окажется чудищем, вроде античной медузы, способной превращать своим взглядом людей в камень.
Если бы Горбачев хотел что-то из тебя вытянуть, он мог бы это сделать еще у себя на квартире. Поскольку разговора не состоялось, значит тебя просто-напросто решили убрать, хакер.
Но каменеть от страха, подобно жертвам медузы я не собирался, хотя прочные веревки стягивали мои запястья и лодыжки.
Напротив, внутрнее я подобрался, сосредоточился
Нет-нет, с головой у меня все в порядке, если не считать боли в висках.
Просто вывод из этой ситуации напрашивался сам собой: если эти господа со мной даже не хотят разговаривать, значит я настолько опасен, что от меня нужно как можно скорее избавиться.
А это, в свою очередь, значит, что я все это время продвигался в расследовании своего дела в правильном направлении.
Верной дорогой идете, товарищи, как говаривал кто-то из советских партийных руководителей.
Что-то тупое и неудобное упиралось мне в ногу.
Но чувство дискомфорта мгновенно улетучилось, когда я понял, что это мой сотовый телефончик. Я даже едва не закричал от радости.
Теперь-то я уж точно смогу связаться с Приятелем и распутать этот проклятый узел, – а не распутать, так разрубить, не разрубить, так перегрызть зубами.
Эти раздолбаи оставили мне телефон не по рассеянности, разумеется. Отнимать в целях предосторожности сотку у человека, которого сейчас должны пристукнуть не очень-то вяжется со здравым смыслом, тем паче, что с меня все это время наверняка не спускали глаз...
– Пер-ребиты, пол-л-ломаны кры-ылья, – продолжал зудеть Дрон.
Я вспомнил, что Буба говорил мне, как он заменял Дрона во время слежки, поскольку у того была ломка.
Из этого факта можно было сделать вывод, что положение Дрона в данной криминальной структуре выше, чем у Бубы, – раз. И два – это то, что он менее адекватен, чем его подчиненный.
– Заткнись, а? Всю дорогу воешь... – подал голос водитель.
– Душа просит, – ответил Дрон, блаженно ухмыляясь во весь рот.
– Кобзон, – процедил сквозь зубы Буба и в его устах это прозвучало как грязное ругательство.
– Ответишь, – мгновенно огрызнулся Дрон. – Смотри лучше за дорогой.
– Я-то смотрю, а вот ты мух хавалом ловишь, – не остался в долгу Буба. – Фраер этот зенки протер и очухался уже минуть пять назад, а ты все воешь, да воешь.
– Да-а? – удивился Дрон и уделил мне толику своего внимания.
Схватив меня рукой за подбородок, он уставился на меня своими расширеными зрачками. Под глазами Брона темнели черные синяки – следствие весьма и весьма нездорового образа жизни.
– С добрым утром, товарищ, – весело потрепал меня по щеке парень. – Кататься любишь?
Я отрицательно помотал головой.
– Ну ничего, потерпи чуток, скоро приедем, – радостно захохотал Дрон. – Живучий, черт, я уж начал беспокоиться, не отбросил ли ты коньки.
– Деловые
Дрон искренне удивился моему нахальству, но не стал спорить.
По-моему, никому не интересно вступать в дискуссию по какому бы то ни было поводу, если у твоего оппонента крепко связаны руки и ноги.
– Дикой болью всю... всю душу свело, – с чувством продолжал напевать Дрон.
Он вкладывал в свое немузыкальное завывание столько чувства, что я не сомневался: парень знал, о чем пел на своей шкуре.
Буба, сидевший за рулем, потерял терпение и решил прибегнуть к радикальным мерам, отчаявшись уговорить коллегу прекратить свои музыкальные упражнения. Водитель пошарил в бардачке, наугад извлек кассету и с силой засунул ее в автомобильный магнитофон, демонстративно повернув ручку громкости до отказа.
Раздалось оглушительное шипение, а потом приятный женский голос заорал:
– Dutch for beginners. Part one. Lesson one.
А дальше... дальше началось что-то уже совершенно невообразимое.
Безумный поросячий визг сменялся сладострастными стонами на фоне рэп-музыки; звуки, напоминающие забивание свай в фундамент, чередовались с пронзительными автмобильными гудками. Собственно речь безотстановочно лилась где-то за заднем фоне, еле слышная сквозь весь этот вой и грохот. Паузы тишины между звуковыми блоками, неожиданно начинавшимися и столь же неожиданно заканчивающимися, действовали словно удар в челюсть.
– Ты чего врубил, козел?! – заорал несчастный Дрон, зажимая ушные раковины трясущимися руками. – Музыку поставь, да?
Но Буба уже и сам, подпрыгнув от неожиданности на сиденье, когда началась эта акустическая вакханалия, пытался остановить «соньку». Но то ли кассета заела, то ли кнопка, и мы были вынуждены внимать оглушительной какофонии еще минуту-другую.
Наконец, Буба справился с техникой и, со злостью швырнув кассету на пол, – она откатилась как раз мне под ноги, – врубил Шуфутинского.
Немудреная хриплая песенка про черный пистолет показалась мне ангельским пением после того, что мы только что прослушали.
Опомнившись от обрушившегося водопада звуков, я торжествовал. Вот и еще одна информация, сама, можно сказать, в руки прыгнула.
Сомнений не было – это та самая кассета, пропавшая из квартиры Французовой, вернее – из комнаты Кати вместе с магнитофоном.
Dutch, по-английски, это «голландский язык» (у англичан даже есть идиома double dutch – «вдвойне голландский», что означает «тарабарщина»: голландский язык считается трудным и для английского уха, так что в этом выражении нидерланским патриотам, если таковые имеются, можно усмотреть определенную голландофобию).