Бриллиант Хакера
Шрифт:
Ботинки зачавкали по жирной грязи, смешанной с прелой травой. Я равнодушно посмотрел на покрывшиеся серой жижей ботинки. Итальянская кожа начинала трескаться и грозила вскоре расползтись. Надо было, кончено, их почистить еще неделю назад, теперь-то что горевать... Но ботинки меня не так волновали, как джинсы.
Мои черные траузеры стали протираться по обшлагам, а это уже серьезно. Давно пора прикупить еще парочку-троечку обновок, ведь джины горят на мне, словно они – одноразовые,
Калитка, даже не запертая, а просто прислоненная к плетню, рухнула к моим ногам, только я до нее вздумал дотронуться.
– Кто? Куда? – высунулась из-за двери взлохмаченная женская голова.
Вслед за ней тот же вопрос, но на своем собачьем языке задала облезлая шавочка. Выбежав на крыльцо и осторожно тявкнув на меня, она тут же проворно юркнула в дом. Псина с выпученными глазенками и лапами, похожими на надломленные спички, тряслась всем тельцем, будто только что выкупалась в ледяной проруби либо просмотрела документальный фильм про живодерню.
– Мамыкины здесь живут? – прокричал я, сложив ладони рупором.
Женщина, не отвечая на вопрос, молча смотрела мне в глаза.
Я недоуменно пожал плечами и добрел до крыльца, едва не споткнувшись о дырявое ведро, стоявшее аккурат посреди тропинки.
– Я от Иды Яковлевны, – сказал я как можно дружелюбнее. – Очень хотелось бы увидеть Анну Павловну либо Леонида Ильича.
– Из собеса? – переспросила женщина, силясь понять мои слова.
Я решил, что хозяйка дома малость глуховата и, наклонившись к ней поближе, еще раз прокричал свою фразу над самым ее ухом.
– Не из собеса, – обреченно констатировала женщина. – А я думала, что из собеса.
– Нет, – покачал я головой. – Не-ет. Я – не из собеса. Я – от Иды, Иды Я-ков-лев-ны. Ваша родственница просила меня...
– А я-то думала, что из собеса, – упорно продолжала гнуть свое женщина и с укоризной посмотрела на меня. – А вы не...
– Хозяин дома? – заорал я во всю мощь. – Леонид! Ильич! Мамыкин!
– В собес ушел, – строго ответила мне женщина. – Еще вчерась. Очередь, наверное.
– А-а, – протянул я. – Вы, стало быть, – Анна Павловна?
Женщина призадумалась.
– И Ромочка тоже пропал, – добавила она. – уж заждались.
– Какой еще Ромочка? – насторожился я. Кажется, рыбка сама плыла мне в руки.
Мне приходилось говорить, перекрывая порывы ветра, очень громко и очень четко, как будто я отдавал команды по звуковому анализатору. Только в отличие от компьютера, программа Анны Павловны явно сбоила и требовала оперативного вмешательства.
– Уж месяц не появляется, – шамкая губами, жаловалась Мамыкина.
– Муж ваш, что ли?
– И муж, и Ромочка – все ушли, – подняла на меня глаза Анна Павловна.
Выцветшие
– Ромочка – это кто? – допытывался я. – Сын ваш, что ли?
– Вроде, теперича племянник, – облизнув губы, ответила Мамыкина. – Иды племянник, не мой. У нее жил, к нам приходил. Дрова рубил, воду носил. Как родной. А теперь вот пропал.
– Вы говорите – племянник Иды Яковлевны? – удивился я и тотчас же припомнил мужскую одежду на вешалке в доме Французовой.
Но почему же тогда Катерина ничего не сказала мне про Рому?
Человек отсутствует целый месяц, а мне об этом ни полслова?
«Нет, мы живет вдвоем с бабкой», – сказала она мне. А я... Черт возьми, я же спросил: «кроме вас сейчас кто-то живет в этой квартире?» И Катя мне честно ответила: нет. Вот стерва! Так из-за одного словечка «сейчас» мне умудрились запудрить мозги.
Из-за ног Анны Павловны вновь выглянула шавка. Задрав облезлую морду к появившейся луне, она жалобно завыла, а потом бешено заколотила хвостом, будто вбивая гвоздь в дверной косяк.
Послышались шаги. К порогу приближался пожилой человек в высоких сапогах.
Не обращая на меня никакого внимания, он обратился к Мамыкиной.
– Собес закрыт на ремонт. Пришлось заночевать. Ужинать давай.
Стуча сапогами, мужчина прошел в дом, ненадолго задержавшись в сенях. Он опорожнил содержимое карманов своего пиджака, вывалив на донце круглой бочки несколько смятых бумажек.
– Это муж ваш? – спросил я, глядя вслед нелюбопытному старичку.
– Законный супруг Леонид Ильич, – уважительно произнесла Мамыкина.
– Что ж ты гостя на пороге держишь? – раздался глухой голос из сеней. – Пригласи да налей нам как положено по граммулечке.
Анна Павловна незамедлительно исполнила приказание супруга. Через пять минут мы все втроем уже сидели в тесной кухне и Мамыкина разливала нам с Леонидом Ильичем самогон. На закусь к этой отраве были предназначены лишь соленые помидорчики и немного хлеба.
– От Иды, говоришь? – задумчиво произнес Леонид Ильич, пристально поглыдвая на голубоватую жидкость в граненом стакане. – Верно, держала она у нас свои вещички, пока по заточениям скиталась. Да, как видно, у нас они целее были, чем у нее. Прибежала вчерась поутру вся не в себе, кричала на нас. Да невовремя ее бес принес – я в собес собрался, а она тут как тут. Вопит, причитает... А при чем тут мы? Седьмая вода на киселе.
– У вас часто бывал ее племянник? – спросил я, поднимая стакан.