Британская империя
Шрифт:
В день, когда Черчилль прибыл в Южную Африку, завершилось окружение Ледисмита, но молодой человек ничего об этом не знал и надеялся присоединиться к солдатам генерала Уайта. Известие, что город отрезан, догнало его 5 ноября, когда он находился в Дурбане. Все же он сел на поезд, чтобы направиться в глубь страны. Информацию для своих корреспонденций он в любом случае получил: «…Мы узнали о капитуляции 1200 солдат под Ледисмитом, – писал он в своем репортаже. – Все верят, что это спровоцирует мятеж голландцев в этой части колонии и вторжение коммандос, которые концентрируются сейчас вдоль Оранжевой реки. Голландские фермеры громко и уверенно говорят о «наших победах», имея в виду победы буров, растет национальная рознь. Но британские колонисты сохраняют непоколебимую уверенность в решимости правительства империи никогда больше не оставлять их без поддержки, что удивительно, если вспомнить прошлое». Продолжив путь, Черчилль стал свидетелем эвакуации Стормберга, важного пункта Капской колонии, который накануне старательно укрепляли и, вроде бы, собирались защищать. «Стормберг является важным железнодорожным узлом, –
Затем неожиданно пришел приказ эвакуироваться и отступать. Поезд с флотским подразделением и его пушками тронулся, мы помахали ему вслед. Другой поезд поджидал беркширцев. Конная пехота уже выступила. «Неужели мы не можем даже взорвать все это?» – сказал один солдат, указав на дом, который он помогал укреплять. Но такого приказа не было. В воздухе носилось только одно: «Враг приближается! Отступайте, отступайте, отступайте!» Станционный смотритель, тот лучший тип англичанина, который можно встретить на долгом пути, был спокоен и весел. Он сказал: «Больше нет никакого движения к северу отсюда, ваш поезд – последний из Де Аара. Я отошлю всех своих людей специальным поездом сегодня ночью. И это конец всего, что касается Стормберга». – «А как же вы?» – «О, я останусь. Я прожил здесь двенадцать лет, меня хорошо знают. Возможно, мне удастся защитить имущество компании».
Итак, мы покинули Стормберг с чувством гнева и унижения и направились к открытому морю, где буры пока что не бросили вызов британскому превосходству».
Черчилль прибыл в Эсткорт, куда доносился гул орудий, обстреливающих Ледисмит. Он находился всего в сорока милях от штаба генерала Уайта, но между ними расположилась вражеская армия, а собранных в Эсткорте сил явно не хватало не только для прорыва, но и для того, чтобы чувствовать себя здесь уверенно. Репортаж от 9 ноября: «Эсткорт теперь называет себя «фронтом». Полковник Вольф Мюррей, офицер, который командует коммуникационными линиями Наталийской действующей армии, получив известия об атаке на Коленсо, немедленно начал соответствующие приготовления, чтобы задержать продвижение врага.
Силы, которые имеются у него в распоряжении, невелики: два британских батальона – Дублинские фузилеры, которых отправили из Ледисмита для усиления коммуникаций, когда стало ясно, что блокады не избежать, а также пограничный полк с Мальты, эскадрон императорской легкой кавалерии, 300 наталийских добровольцев с двадцатью пятью велосипедистами, добровольческая батарея девятифунтовых пушек. Всего примерно 2000 человек. С таким небольшим числом людей совершенно невозможно удерживать длинную цепь холмов, что необходимо для защиты города, но позиции были выбраны и укреплены таким образом, чтобы войска смогли продержаться хотя бы в течение нескольких дней. Об уверенности военных специалистов в неприступности Эсткорта можно судить по тем лихорадочным усилиям, которые прилагаются к укреплению Питермарицбурга в 76 милях за ним и даже Дурбана, расположенного в 130 милях, где строятся земляные валы и устанавливаются морские орудия.
Кажется, однако, что в ближайшее время сюда будут переброшены значительные силы, чтобы восстановить равновесие и освободить Ледисмит. А пока мы остаемся в нетерпеливом и беспокойном ожидании».
В корреспонденции, отправленной на следующий день, содержатся общие рассуждения о ходе войны, довольно любопытные: «Весьма примечательно, что этим невежественным крестьянским общинам хватило ума и предприимчивости привлечь на свою сторону хороших советчиков и использовать экспертов при решении всех вопросов, связанных с вооружением и ведением войны.
Их артиллерия уступает нам только в численности. Вчера я посетил Коленсо, отправившись туда на бронепоезде. В одном из брошенных редутов, построенных британцами, я нашел две коробки со шрапнелью и зарядами. Буры не потрудились взять их. У них пушки более позднего образца, и они используют снаряды, в которых заряд и боеголовка соединены вместе, как в ружейном патроне. Впервые в истории войн используемая комбинация – тяжелая артиллерия и мощная кавалерия – оказалась внушительной и эффективной. Мужество, выдержка врага и его уверенность в своих силах не менее удивительны. Короче говоря, мы весьма недооценили их военную мощь.
Но возвратимся к Эсткорту. Его гарнизона явно недостаточно для защиты от буров. Если враг нападет, войскам придется отступать к Питермарицбургу хотя бы уже по той причине, что они являются единственной силой, которую можно использовать для защиты надежной оборонительной линии, возведенной вокруг города. За пределами Ледисмита так мало кавалерии, что буры могут совершать рейды во всех направлениях. В момент, когда я пишу эти строки, ситуацию спасает, по моему мнению, только крайняя самоуверенность противника. Он сконцентрировал все свои усилия на Ледисмите и надеется принудить его к сдаче. Однако можно с уверенностью сказать, что город способен продержаться еще не меньше месяца. Силы подкрепления уже в пути, в море. Железнодорожное сообщение с берегом поддерживается. Даже сейчас строятся запасные ветки и готовятся поезда для перевозки войск. Вот чем следовало бы сейчас заняться бурам, и они вполне способны заставить нас отступить к Питермарицбургу, уничтожить железную дорогу, взорвать мосты. Все это может задержать продвижение армии, идущей на помощь Ледисмиту, и тогда у них
15 ноября Черчилль отправился в рекогносцировочный рейд на бронепоезде, которым командовал капитан Холдейн. Он и прежде принимал участие в подобных рейдах, во всех подробностях описывая их для читателей «Морнинг Пост». До сих пор все сходило благополучно, но на этот раз бронепоезд попал в засаду.
Репортаж об этом событии, написанный Черчиллем пять дней спустя: «Длинная коричневая гремучая змея с ружьями, торчащими из ее пятнистых боков, подползала все ближе к скалистому холму, на котором ясно были видны разбросанные черные фигуры врагов. Неожиданно на гребне появились три штуки с колесами, а через секунду блеснула яркая вспышка, как гелиограф, только желтого цвета. Вспышка повторилась раз десять. Потом блеснули две еще более яркие вспышки, пока не было ни дыма, ни звука, маленькие фигурки на холме забегали, засуетились. Через мгновение над задним вагоном поезда поднялся огромный белый клуб дыма, который вытянулся в конус, как комета. Затем донесся гром бивших почти в упор пушек, и еще один снаряд упал ближе. По железным бокам вагона загрохотали пули. Раздался треск впереди поезда и еще с полдюжины громких выстрелов. Буры открыли огонь с расстояния в 600 ярдов из двух больших полевых орудий и пулемета Максима, стрелявшего очередями, а залегшие на гребне холма стрелки обстреливали нас из ружей. Я спрыгнул с ящика под прикрытие бронированных стенок вагона, так толком и не поняв, что происходит. Столь же непроизвольно машинист дал полный пар, на что и рассчитывал противник. Поезд рванулся вперед, пролетел мимо пушек, наполнявших воздух грохотом взрывов, обогнул склон холма, выскочил на крутой спуск и врезался в большой камень, заранее уложенный в этом месте на рельсах.
Тех, кто находился в заднем вагоне, сильно тряхнуло, раздался страшный грохот, и поезд неожиданно остановился. С передними вагонами произошли более серьезные вещи. Первый вагон, в котором были материалы и инструменты ремонтной бригады, а также охранник, наблюдавший за дорогой, был подброшен в воздух и упал вверх дном на насыпь. Я не знаю, что случилось с часовым, вероятнее всего, он был убит. Следующий, бронированный, вагон, набитый Дурбанской легкой пехотой, протащило ярдов двадцать и опрокинуло набок. Те, кто в нем ехал, высыпались на землю. Третий вагон перекосило, он наполовину сошел с рельсов. Паровоз и задние вагоны удержались.
Мы недолго пребывали среди относительного мира и спокойствия железнодорожной катастрофы. Бурские пушки быстро сменили позицию, открыв огонь с дистанции в 1300 ярдов прежде, чем мы опомнились. Грохот ружейного огня распространялся по склону, пока не охватил место катастрофы с трех сторон, а третье полевое орудие вступило в действие с какой-то возвышенности на противоположной стороне железнодорожной линии».
Черчилль вызвался командовать расчисткой пути, Холдейн пытался наладить оборону и прикрыть работающих. Об этом эпизоде сохранились свидетельства не только самого Черчилля, но и других очевидцев. Все они утверждают, что военный корреспондент «Морнинг Пост» проявил редкое бесстрашие. «В первую очередь необходимо было отцепить наполовину сошедший с рельсов вагон от поезда, для чего потребовалось сдвинуть паровоз и ослабить напряжение в перекошенном сцеплении, – деловито рассказывает Черчилль. – После того как это удалось сделать, следовало оттащить вагон назад, подальше от остальных обломков, а затем сбросить с рельсов. Это могло бы показаться простым делом, но мертвый груз железного вагона, наполовину лежащего на шпалах, был огромен, и колеса паровоза несколько раз вхолостую прокручивались на рельсах, прежде чем его удалось сдвинуть с места. Наконец вагон оттащили назад на достаточное расстояние, и я попросил добровольцев помочь перевернуть его, толкая сбоку, в то время как паровоз будет напирать на него с торца. Было очевидно, что это сопряжено с большой опасностью. Потребовалось двадцать человек, которые немедленно и отозвались. Но только девять из них, включая майора добровольцев и четырех или пяти фузилеров, решились выйти на открытое пространство. Попытка тем не менее удалась. Вагон накренился под напором людей, паровоз в нужный момент подтолкнул его сзади и опрокинул – путь был свободен. Казалось, что дело сделано, но нас ждало разочарование. Паровоз был на шесть дюймов шире тендера, и угол его башмака не проходил через угол только что перевернутого вагона. Нажимать слишком сильно было опасно, иначе паровоз сам сошел бы с рельсов. Поэтому раз за разом паровоз отходил назад на ярд или два, а затем наваливался на препятствие, каждый раз понемногу сдвигая его. Но вскоре стало очевидно, что возникло новое затруднение. Перевернутый вагон прижался к тем, что уже лежали на насыпи, и чем больше его толкал паровоз, тем плотнее он прижимался. Добровольцев снова попросили помочь, но хотя семь человек, двое из которых были ранены, старались изо всех сил, попытка не удалась.