Бро
Шрифт:
Двери визгливо сложились, и я ввалился в полупустой салон, выдыхая:
— Спасибо!
— Кирпичи, что ли, тащишь? — хохотнул небритый шофер в ковбойке.
— Хуже, — без сил я плюхнулся на сиденье, — книги!
Марина порылась в кармане, выуживая советскую мелочь.
— А почем проезд? — шепнула девушка.
— По пять копеек!
Сонная кондукторша обилетила нас и вернулась на свой престол.
— Это Приозерный? — шепчущие губы Марины щекотали мне ухо.
— Ага!
Сейчас, когда натруженные плечи ныли, а девушка жалась ко мне, я полностью оклемался от перехода. Происходило даже не погружение в окружающую реальность, а растворение в ней. Звуки и цвета доходили до меня с пронзительной ясностью, я находился здесь и сейчас, отмахиваясь от расплывчатых видений будущего.
— Горького! — величественно объявила кондукторша.
— Нам выходить!
— Ага!
Мы вышли на остановке с монументальным навесом из «белого» кирпича, и вот они, знакомые двухэтажные хоромы. Сумки легче не стали, но близость последнего порога придавала сил.
Взобравшись на второй этаж, я вытолкнул:
— Стучи!
Марина боязливо постучала в дверь с цифрой «семь», до конца не веря, что всё по правде.
— Открыто! — донесся мелодичный Аленкин голос, и я вломился в прихожку, пихая дверь своими чувалами.
Опустил их рядом с вешалкой, выпрямился, разминая слипшиеся пальцы и слыша, как глухо колотится сердце. А из кухни шагнул Марлен — в мятых полотняных штанах и майке-«алкоголичке». Осокин не удивился и не растерялся, он гулко захохотал.
— Аленка! — крикнул мой «дубль». — Иди быстрей сюда!
Девушка выглянула из комнаты, запахивая халатик, и охнула, запищала, захлопала в ладоши. А Марлен протянул руку:
— Ну, здравствуй, бро!
Глава 8
Глава 8.
Воскресенье, 14 мая 1967 года. День
Приозерный, улица Набережная
Улочка больше всего походила на первую линию, где-нибудь на морском курорте, только с поправкой на «глубинную» суть — она пролегала вдоль домов и огородов, тянулась этаким лукоморьем, оставляя нетронутой широкую полосу травянистого пляжа.
Порой в зеленом покрове расступались песчаные проплешины, и то были «коронные» места — куда приятней, выйдя из воды, бухнуться на горячий песок, чем на мягкую, нежную, но прохладную муравку.
Кое-где от берега отходили в озеро дощатые мостки — пацаны с удочками с утра облюбовали их. Лишь у одного такого «пирса» качалась моторка, а лодки попроще сохли на берегу кверху плоским просмоленным дном.
Озеро простиралось вширь и вдаль, окаймленное густыми рощами там, где к нему не подступала застройка. По сверкающей глади медленно тащился рыбак на резиновой лодке.
— Фигней мается, — лениво прокомментировал Марлен. — Клюет у берега, вон там, где тень. Да и то, надо за сутки, а лучше за двое прикормить рыбу…
— Теоретик! — фыркнула Алена с ехидцей. — Что-то не видала я пока твоего улова.
— Рыбку жалко, — ухмыльнулся Осокин.
Я разморено перевернулся на спину, и нацепил черные очки. Водичка в озере прогреется лишь в июне, а пока пусть в ней моржи резвятся. Зато солнце шпарит… Так и обдает всего ультрафиолетом.
Рядом, вытянувшись на покрывале, млела Марина, чей наряд мог перевозбудить любого хранителя нравов — купальник из двух полосочек голубой ткани был чересчур моден для этих времен.
Разумеется, она и с Аленой поделилась — черный бикини шикарно раздел невесту Марлена.
— Девчонки, — томно измолвил я, — вам лучше затаиться и не отсвечивать своими прелестями. Сюда скоро все особи мужеска пола сбегутся…
— А вы их отгоняйте! — присоветовала Марина.
Алена решительно села и шлепнула жениха.
— Пошли, окунемся!
— Хо-олодно! — заныл Марлен.
— Пошли-и! Не позорься, вода как парное молоко!
— О-ох… — испустил Осокин страдающий вздох, и неохотно встал на четвереньки. — Игнат!
— Не-е… Я лучше попозорюсь…
Смеясь, Аленка ухватила Марлена за руку, и они побежали к воде. Марина тут же подкатилась ко мне.
— Мы похожи на семейку свингеров, правда? Я заметила — ты не часто поглядывал на Алену…
— А я ее и так помню, — ухмыльнулся я, — без купальника… Ай! Ты чего щипаешься? Больно же!
— Развратник! — гвоздила меня «гостья из будущего».
– Твое похотливое сознание не однажды овладевало бедной Аленкой, а та и не знала, кто за нею подглядывает — в знакомые-то глаза!
— Но руки, ведь, не мои были! И все остальное — тоже…
— Ну-у, да… М-м… А опыт все равно ценный, — промурлыкала Марина. — Тогда я не знала, конечно, об этих… ментальных рокировках, но различала вас. Марик горяч и нетерпелив, а вот ты — очень нежный… — она поцеловала меня в сухие губы, и глянула с некоей милой серьезностью. — Я очень рада, что встретила тебя, пусть и не совсем обычным способом, — ее губы изломились в лукавой улыбке. — И спасибо тебе за все. И за будущее, и за прошлое…
Я огладил ее плечо, смахивая налипший песок, и залучился:
— Не за что!
— Милуетесь? — Аленка, мокрая и холодная, выстелилась на прогретом песке.
— Немножко, — Марина села на пятки, и поправила соломенную шляпу, нагонявшую тень на лицо. — Алён, надо что-то решать с нами. Не будем же мы вечно вас стеснять!
— Ну, привет! Да чего б вы нас стесняли? — расфыркалась Зимина.
— Квартира трехкомнатная, — пропыхтел Марлен, падая рядом. — У-у, лягушка…
— Сам лягух!