Бродяги Севера
Шрифт:
Выскочив во двор, Дюран снова подошел к клетке, где сидел Мики.
— Что же, пес, — сказал он негромко, — она не желает тебя продавать. Она хочет оставить тебя себе, потому что ты бросился к ней на выручку и убил моего друга Жака Лебо. Поэтому мне придется забрать тебя без ее согласия. Скоро взойдет луна, и тогда я накину тебе на голову петлю, привязанную к палке, и придушу тебя так быстро, что она ничего не услышит. А раз дверь клетки останется открытой, то как она сумеет догадаться, куда ты делся? И ты будешь драться с другими собаками в Форте О'Год — ах, как ты будешь драться! Душе Жака Лебо будет приятно с того света поглядеть на тебя.
Дюран ушел в дальний конец вырубки, где он оставил свои сани и собак, и стал ждать там восхода луны.
Мики по-прежнему лежал неподвижно. В окне хижины светился огонек, и он не спускал тоскливого взгляда с этого светлого пятна, а его горло подергивалось,
А в хижине Нанетта думала о Мики и о Дюране. В ее ушах вновь звучали многозначительные слова охотника на лисиц: «Вам надо бы поскорее избавиться от этого пса». Да, все жители лесного края скажут то же самое, и к ним, несомненно, присоединится сам фактор, когда он услышит, что произошло. Ей надо бы поскорее избавиться от этого пса! А почему? Потому, что он поспешил к ней на помощь и бросился на Жака Лебо, ее мужа? Потому, что благодаря ему случай вырвал ее из лап жестокого зверя, утратившего всякий человеческий облик? Потому, что он рванулся, натягивая цепь до предела, и маленькая Нанетта не лишилась матери, как лишилась старшего братика, и будет расти теперь среди радости и смеха, а не в страданиях и слезах? Пусть другие думают, что хотят, но она-то твердо знает, что Лебо погиб по собственной вине. Ей вспомнилось все, что Лебо рассказывал про одичавшего пса: как тот день за днем грабил его капканы, как отчаянно сопротивлялся, когда был наконец пойман. И вдруг в ее памяти особенно ясно всплыла фраза, как-то мимоходом сказанная траппером: «Он — настоящий дьявол, но он не волк. Нет, это собака, и не индейская — когда-то у нее был белый хозяин».
У нее был хозяин!
Нанетта даже вздрогнула. Когда-то у этого пса был хозяин — добрый, заботливый хозяин. Вот и у нее самой была светлая молодость, когда цвели цветы и пели птицы. Она попыталась представить себе прошлое Мики, но, конечно, ее предположения нисколько не были похожи на действительность. Как могла она догадаться о том, что меньше года назад Мики, неуклюжий щенок, приплыл с Чэллонером с еще более далекого Севера, и о том, что между ним и черным медвежонком Неевой возникла небывалая дружба после того, как они свалились с челнока Чэллонера в быстрины и чуть не погибли среди порогов? И о всех дальнейших приключениях, которые превратили Нееву во взрослого медведя, а Мики — во взрослого одичавшего пса. Но и не зная ничего, Нанетта чувствовала, что его прошлое не может быть обычным, и не сомневалась, что его к ней привела сама судьба.
Она тихонько встала, чтобы не разбудить девочку, и открыла дверь. Луна только-только выплыла из-за леса, и в ее смутном сиянии Нанетта подошла к клетке.
Она услышала радостное повизгивание, сунула руки между жердями и почувствовала теплый язык, который принялся их нежно лизать.
— Нет, нет никакой ты не дьявол, — негромко сказала Нанетта, и ее голос странно зазвенел. — Ты спас меня, ты спас мою девочку. А дьяволы никогда никого не спасают.
И Мики, словно поняв ее слова, уронил израненную, покрытую рубцами голову на ее ладонь.
Притаившись на опушке, Дюран внимательно следил за происходящим. Он увидел светлый прямоугольник, когда Нанетта отворила дверь, увидел, как она прошла к клетке, и не спускал глаз с ее темного силуэта, пока она не скрылась в хижине. Тогда он, посмеиваясь, вернулся к своему костру и начал прикреплять ременную петлю к длинной палке. Его хитрость и эта петля на палке должны были сэкономить ему двенадцать отличных лисьих шкурок, и он самодовольно хихикал, раздумывая у тлеющих углях о том, как легко провести женщину. Нанетта сдуру отказалась от шкурок, а Жак… Жак мертв и не призовет его к ответу. Ему, можно сказать, повезло, что Жак так удачно упал — на сучковатое бревно. Да уж, удача привалила крупная. Он выставит этого пса против какой-нибудь знаменитой собаки, поставит на него всю свою наличность — и наживет целое состояние.
Дюран дождался, чтобы огонек в хижине погас, и только тогда снова направился к клетке. Мики услышал его шаги. А потом и увидел — еще вдалеке, потому что луна светила необыкновенно ярко и было светло как днем. Дюран знал все собачьи повадки. И использовал свои знания, в отличие от Лебо, который умел только пускать в ход дубинку и хлыст. Поэтому он подошел к клетке решительным шагом, не скрываясь, и как будто случайно сунул конец палки между жердями. Затем он без всяких видимых опасений прислонился к клетке и начал говорить спокойно и небрежно. Он держался совсем не как Лебо, и Мики, внимательно оглядев его, снова уставился на темный квадрат окошка. Тогда Дюран очень тихо и осторожно начал приводить в исполнение свой коварный план. Мало-помалу он просунул палку в клетку так, что петля повисла прямо над головой Мики. Этим хитрым приспособлением, которое индейцы называют «вагун», Дюран орудовал с большой ловкостью: на своем веку он изловил таким способом немало лисиц и волков, а один раз так даже и медведя. Мики, совсем окоченевший от холода, не почувствовал, как ременная петля тихонько легла вокруг его шеи. Он не заметил, что Дюран вдруг весь подобрался и уперся ногой в бревно, к которому были снизу прибиты жерди клетки.
Внезапно Дюран резко откинулся назад, и Мики показалось, что на его шее сомкнулся стальной капкан. У него сразу перехватило дыхание. Он отчаянно забился, стараясь высвободиться, но не мог ни залаять, ни завизжать. Дюран, перехватывая палку, начал неторопливо подтягивать его к жердям, а потом, по-прежнему упираясь ногами в бревно, рванул изо всей силы. Когда он затем опустил вагун, Мики рухнул на утоптанный снег, как мертвый. Через десять секунд Дюран уже крепко стягивал ремнем его сомкнутые челюсти. Взяв Мики на руки, Дюран понес его к саням — дверь клетки он оставил открытой. Нанетта, рассуждал он, глупа и не догадается о том, что произошло на самом деле, а решит, будто пес удрал в леса.
Дюран не собирался превращать Мики в раба с помощью дубинки, чего безуспешно добивался Лебо. Хотя безжалостностью он не уступал покойному трапперу, тупым его назвать было нельзя, и он немного разбирался в психологии животных. Конечно, сама по себе она его не интересовала, однако, в отличие от Лебо, он не стал бы мучить собаку только для того, чтобы потешить свою жестокость. Вот почему Дюрану и в голову не пришло тащить Мики по снегу за санями, как это сделал Лебо, злорадно распяливший Мики на самодельной волокуше. Наоборот, прежде чем отправиться в путь, Дюран уложил своего пленника в сани поудобнее и накрыл его теплым одеялом. Впрочем, он не позабыл проверить, надежно ли держатся ремни на морде Мики и крепко ли привязан конец его цепи к передку саней.
Убедившись, что все в порядке, Дюран погнал своих собак на восток в направлении к Форту О'Год. Если бы Жак Лебо мог в эту минуту увидеть своего бывшего приятеля, он без труда понял бы, почему Дюран так весел. По своим наклонностям Дюран был азартным игроком и траппером стал только для того, чтобы раздобывать деньги для заключения очередных пари. Последние шесть лет его собаки неизменно выходили победителями на больших состязаниях, которые в канун Нового года устраивались на факториях Форт О'Год. Однако на этот раз он не был уверен в успехе. Опасался он вовсе не Жака Лебо с его Нете, а метиса, жившего на озере Ред-Белли. Собака Грауза Пьета (так звали метиса), которую он намеревался выставить на состязания, собственно говоря, была наполовину волком. Вот почему Дюран готов был отдать за одичавшего пса Лебо две серебристые шкурки и десять рыжих, хотя за такую цену можно было бы купить пять хороших собак. И сейчас, когда он заполучил пса бесплатно, а Нанетта осталась ни с чем, Дюран себя не помнил от радости. Теперь волку Грауза Пьета придется туго! Его уверенность в Мики была так велика, что он намерен был поставить на него не только всю свою наличность, но и полностью использовать кредит, которым располагал в фактории.
Когда Мики пришел в себя, Дюран сразу же остановил собак, потому что придавал этой минуте большое значение. Нагнувшись над санями, он заговорил — не злобно, как Лебо, но ласково и дружески, а потом даже погладил голову пленника рукой в толстой рукавице. Мики это сбило с толку — ведь разговаривала с ним не Нанетта, а мужчина. Смущало его и теплое уютное гнездо, в котором он лежал. Поверх одеяла Дюран набросил еще и медвежью шкуру. Незадолго перед этим он совсем замерз и его лапы онемели, а теперь ему было тепло и хорошо. Смутно ощущая все это, Мики не пошевельнулся. И Дюран расплылся в самодовольной улыбке. Он решил, что ему не следует в эту ночь продолжать путь, и остановился на ночлег всего лишь милях в пяти от хижины Нанетты. Он развел костер, вскипятил кофе и поджарил большой кусок мяса. Мясо он нарочно жарил медленно, насадив его на самодельный деревянный вертел, и весь воздух вокруг был полон соблазнительного аппетитного запаха. Своих собак Дюран привязал в пятидесяти шагах от костра, но сани придвинул почти к самому огню и внимательно следил за тем, какое впечатление на Мики производит аромат жаркого. Мики не доводилось чуять подобного благоухания с тех далеких дней, когда он щенком путешествовал с Чэллонером, и вскоре Дюран заметил, что он облизывается, и услышал, как легонько щелкают его зубы. Дюран усмехнулся в густую бороду. И решил подождать еще четверть часа. Тогда он снял мясо с вертела, разрезал кусок пополам и одну половину отдал Мики. И Мики с жадностью съел угощение.