Броненосец
Шрифт:
— Все это воняет, — заявил Хогг, набивая рот мясом ягненка: его слова относились не к еде. — Вся эта тухлая херня воняет, и вонь стоит до небес. И я думаю, ты отлично знаешь почему.
— Нет, не знаю, мистер Хогг.
Энергично жуя, Хогг направил на него острие ножа.
— Тогда советую тебе узнать, мой ясноглазый мальчик. Пока не узнаешь — все будет висеть на волоске.
— Что именно?
— Ты сам — твоя работа, твое будущее, твоя премия.
— Это несправедливо.
— Не ту сиську пытаешься сосать, Лоример! Вся жизнь — несправедливость. Ты ведь работаешь в страховом деле — тебе ли этого не знать.
Лоример внезапно потерял аппетит; он даже почувствовал нечто противоположное — нет, не сытость, не тошноту. Он вдруг ощутил какой-то странный страх перед едой, как будто не хотел больше иметь дела с питанием вообще. Зато тяга к алкоголю никуда не пропала — напротив, он решил непременно напиться. Он припал к «Бычьей крови»: дай мне силы, молился он, дай мне силу венгерского быка. Хогг так яростно терзал своего ягненка, орудуя ножом и вилкой, как будто несчастная скотина при жизни нанесла ему личное оскорбление. Лоример втихомолку снова доверху наполнил бокалы.
— Что мы имеем? — рассуждал Хогг. — Сильный пожар, устроенный нарочно в новом, почти достроенном роскошном отеле. Отвратительно проделанная работа страховщиков, которая приводит к иску на двадцать семь миллионов фунтов. А потом потрясающее улаживание разногласий — просто сказка. Неделю спустя гостиницу сносят до основания. Колоссальное списание имущества — с точки зрения вложений. Какой же в этом смысл?
Лоример согласился, что, видимо, никакого. Однако кое-что в словах Хогга невольно встревожило его, будто звоночек прозвенел, — было в его рассуждениях какое-то слабое место. Надо поразмыслить об этом потом — сейчас Хогг вовсю разошелся.
— Хуже того, — продолжал тот, — на меня спихивают десятиразрядного остолопа, подписавшего страховой полис, перед тем как вся эта хрень отправляется в унитаз, по личной просьбе самого сэра Саймона Шерифмура. Я увольняю этого пыльного мудака при первой же возможности, и что бы вы думали? — он поселяется в квартире у моего лучшего сотрудника, того самого, который блестяще провел сделку с «Гейл-Арлекином»! И как, по-твоему, я должен все это понимать? — Хогг оттолкнул от себя тарелку. — А понимать это, Лоример, я вынужден так: кто-то пытается натянуть задницу Джорджу Хоггу, а Джорджу Хоггу это нисколечко не нравится!
— Мистер Хогг, это чистая случайность — просто дурацкая случайность, — что Хивер-Джейн у меня поселился. — Лоример хотел рассказать ему про фактор «зембланья», объяснить, что это типичный пример того, как оно зловещим образом вмешивается в чью-то жизнь, но Хогг продолжал анализировать недавние события.
— Ты хорошо знаешь Шерифмура?
— Я разговаривал с ним лично всего один раз. Не думаете же вы, что он…
— Ему нужно было быстро избавиться от Хивер-Джейна. Но зачем спихивать его на меня? А затем, что тыработаешь на меня, и тебе было поручено дело «Гейл-Арлекина»…
— Не вижу здесь никакого смысла, мистер Хогг. Это дикое предположение.
Хогг достал и зажег длинную шишковатую сигару.
— Ну, как бы там ни было, — туманно произнес он, утопая в кольцах синего дыма, — я слышу грохот падающей черепицы.
— Должно же быть какое-то объяснение. Кто кого использует? Кто кого обдирает? Единственно, кто вправе жаловаться, — это «Гейл-Арлекин».
— Кто-то урвал десять лимонов.
— Всего сорок процентов от того, что им полагалось.
— Но зачем разрушать свою же гостиницу?
— Ума не приложу.
— Значит, кто-то где-то нас использовал или продолжает использовать и проворачивает свои грязные делишки.
— Но какие? И кто?
— А это уже по твоей части, Лоример. Ты все выяснишь, потом придешь ко мне и в двух словах все объяснишь. Пока ты этого не сделаешь — все отменяется.
— Но мне действительно очень нужна эта премия, мистер Хогг. Я совсем на мели, в смысле денег.
— Ерунда, перебьешься. Попробуй-ка яблочного пирога.
392. Однажды Хогг, в прежние компанейские деньки, сидя после работы в пабе, за бокалом «бристольского крема» и пинтой лагера вдогонку, спросил меня: «А знаешь, Лоример, почему ты получил эту работу?»
Я: Потому что я был на хорошем счету в «Форте Надежном».
ХОГГ: Нет.
Я: Потому что я хорошо знаю свое дело.
ХОГГ: Да мир битком набит людьми, хорошо знающими свое дело.
Я: Потому что у меня жизнерадостный характер?
ХОГГ: А ты вспомни-ка наше собеседование. Один твой ответ все решил.
Я: Не могу вспомнить.
ХОГГ: А я вот помню. Это было похоже на ледяную клизму. Я подумал: «Этот парень — что надо, у него есть коджоны».
Я: Кохонес.Это по-испански [24] .
ХОГГ: Ерунда, это бельгийское словечко. Так в Бельгии говорят. «Сильный характер» по-фламандски.
Я: Мистер Хогг, это слово произносится «кохонес».
ХОГГ: Да начхать мне с высокой колокольни, как оно произносится. Я тебе пытаюсь втолковать, приятель, как это вышло, что ты сидишь сейчас в этом пабе и вместе со мной совершаешь возлияние. Помнишь, я задал тебе один вопрос, уже под конец интервью?
Я: А, да. Напомните мне, мистер Хогг.
ХОГГ: Я спросил: «А какой ваш самый большой недостаток?» И что ты ответил?
Я: Не помню: наверно, что-нибудь выдумал.
ХОГГ: Ты сказал — этого я никогда не забуду, ты сказал: «У меня вспыльчивый характер».
Я: Я так сказал?
ХОГГ ( задумчиво): И это произвело на меня впечатление, правда. Потому-то я и ввел тебя в семью, в «Джи-Джи-Эйч». У всех у нас есть недостатки, Лоример, — даже у меня они есть, — но не все готовы в них сознаться.
Книга преображения
24
Cojones — букв.: «яйца» (исп.).
— Слободан, это Торквил. Торквил, Слободан.
— Зови меня просто Лобби. Меня все так зовут, кроме Майло.
— Майло? — Торквил поглядел на Лоримера с любопытством.
— Семейное прозвище, — произнес Лоример, понизив голос. Но Слободан все равно не услышал бы — он уже стоял у другого бока «кортины» и пинками проверял шины.
— Добро пожаловать на борт, Торквил, — сказал Слободан. — Ты застрахован, полностью прикрыт. Чистые водительские права, работай хоть сутки напролет. Ты нас выручил в час беды.
— Взаимно, э-э, Лобби, — сказал Торквил, пожимая протянутую руку. Они стояли возле Слободанова дома, и тусклое солнышко поблескивало на хромированной поверхности «кортины», а в канавах с журчаньем таял снег.
— Кажется, я у тебя в долгу, — сказал Торквил, угощая Слободана сигаретой. Оба закурили.
— Сорок фунтов в неделю — за радио. Деньги вперед. — Торквил вопросительно посмотрел на Лоримера. Лоример протянул Торквилу сорок фунтов, а тот передал их Слободану.