Бронепоезд. Огненный рейд

Мельников Руслан Викторович

— А у меня — важное дело, — взорвался комброн. — Отбить атаку тварей и вывести бронепоезд из-под удара. Так что заткнись и не мешай.

— Информация касательно многокрылов, — не унимался док. — Я кое-что выяснил. Возможно, это поможет с ними справиться.

Егор насторожился. А ведь действительно… Пока они ехали на ярмарку, док возился с тварями, которых собрала для него Марина. Может быть, научный консультант в самом деле даст толковую консультацию?

Многокрылы между тем уже зависли над стальной сеткой. Снаружи доносилось знакомое уже зловещее гудение.

Сотни, да нет — тысячи крылатых особей роились над станцией, как мошка над костром. Интродукты поджидали отставших, выбирали жертв и готовились к атаке.

Секунду или две по межвагонной связи слышалось сердитое сопение Когана. Встревать в разговор комброна и дока не рисковал никто.

— Ладно, док, — перед лицом опасности, угрожающей всему бронепоезд, полковник все же преодолел неприязнь к своему консультанту. — Говори. Я слушаю…

— У многокрылов имеется особый чувствительный орган, — начал док. — Что-то вроде биологической антенны, воспринимающей сигналы извне. Благодаря этому органу интродукты способны отыскать даже хорошо спрятавшуюся добычу.

— И это все, что ты хотел мне сообщить? — раздраженно спросил Коган. — Ты отвлекаешь меня, чтобы объяснить, как твари узнают, что в бронепоезде есть живые люди?

— Этот же орган заменяет многокрылу мозг, — продолжал док. — Он является своего рода ретранслятором нервных импульсов.

— Ну и что с того?

— Ретранслятором, понимаете? Эти импульсы тоже поступают извне.

— Многокрылами управляют? — все-таки, когда было нужно, Коган умел соображать быстро. В голосе полковника послышалась заинтересованность.

— Не только управляют. Это нечто большее. Многокрылы вообще функционируют лишь благодаря этим сигналам. Они как… как марионетки, связанные с хозяином невидимыми ниточками.

— Биороботы? — уточнил Коган.

— Грубо говоря, да.

— Чьи? — Еще один короткий уточняющий вопрос. И сразу же — еще один. На этот раз — вопрос, больше похожий на ответ: — Матка?

— Больше некому.

Многокрылы упали сверху как град в майскую грозу.

Загрохотали выстрелы…

Сеть ненадолго, но все же задержала интродуктов, а ружья и обрезы провинциалов остановили первую волну тварей, застрявшую в металлической паутине. Но, увы, остановили не полностью. Пока вниз сыпались ошметки расстрелянных насекомых и в воздухе кружились, словно осенние листья, вырванные ружейными залпами крылья, десятка два-три интродуктов поднырнули-таки под защитные стальные кружева и заметались среди стрелков.

Беспорядочная и бессмысленная пальба продолжалась. Однако под дробь и картечь, которой стрелки пытались сбить в полете прорвавшихся многокрылов, чаще попадали люди, чем летающие твари. Дружественный огонь выкосил немало народу и лишь ослабил оборону станции. Несколько раз ружейные заряды звякнули и по бронепоезду.

Поезд молчал.

Лишь два человека внутри перебрасывались быстрыми фразами по межвагонной связи.

— Как такое может быть? — допытывался у дока Коган. — Безмозглые летающие роботы на дистанционном управлении… Это что, принцип муравейника? Пчелиного улья?

— Не

думаю, — отвечал док. — Скорее всего, здесь имеет место другая, более совершенная схема взаимодействия. Полагаю, матка выступает в качестве мозгового центра, а многокрылы — что-то вроде разветвленной нервной системы. Я бы даже сказал, нервно-пищевой. Если предположить, что каждый многокрыл является точкой пересечения двигательных и чувствительных нейронов, вернее, неких их аналогов…

— Док, не нужно всей этой научной лабуды. Говори просто и по существу.

— Возможно, если многокрыл пожирает добычу, то матка-мозг испытывает удовольствие.

— Смысл?

— Может быть, по возвращении к матке насытившийся многокрыл питает и ее. Поэтому матка заставляет многокрылов снова и снова искать добычу. По крайней мере, так мне все это представляется в теории.

Пока шли переговоры между штабным и исследовательским вагонами, на защитную сеть обрушилась вторая, основная волна интродуктов. И словно упало небо.

Такой тяжести и такого напора стальная сеть выдержать уже не могла. Под отчаянный грохот ружейных залпов сверху сыпались уже не изувеченные тела многокрылов, а изгрызенные фрагменты металлической сетки. Ее куски падали на людей, накрывая стрелков, словно гигантские ловушки. А еще секунду спустя до добычи добрались и твари.

По сути, в этот момент бой на станции закончился. Начался пир. Жуткий. Кровавый.

Стрельба снаружи почти прекратилась. Дико кричали пожираемые заживо люди.

Отстреливаться от насекомых из бронепоезда не было никакого смысла: слишком много вокруг многокрылов. Тут уже не помогут ни пулеметы, ни гранатометы, ни хваленые дробовики. Даже от огнеметов проку, наверное, будет немного. Во всяком случае, Коган пока приказа открыть огонь не отдавал. Полковник продолжал разговор с доком.

— Если моя теория верна, то, уничтожив матку, мы избавимся и от многокрылов, — убеждал комброна научный консультант. — Со смертью матки все связанные с ней интродукты либо погибнут, либо их жизненный тонус снизится настолько, что многокрылы уже не будут представлять опасности.

— Что ж, значит, для решения проблемы осталась самая малость, — в голосе Когана зазвенели нотки злого сарказма. — Всего-то и осталось, что найти и замочить мамашу этих летающих тварей. Причем сделать это нужно прежде, чем многокрылы прогрызутся сквозь вагоны и сожрут нас. Спасибо, док, твоя информация мне ну о-о-очень помогла!

Кажется, полковник в сердцах плюнул прямо в микрофон.

А на станции продолжалось кровавое пиршество.

Егор видел, как твари с лету вгрызались в людей и, почти не задерживаясь в человеческой плоти, пролетали тела насквозь в фонтанах кровавых брызг и ошметков, разрывая их, словно огромные пули. Многокрылы набрасывались на своих жертв десятками и сотнями. Облепляли со всех сторон. Раздирали на части. Сжирали в считаные секунды, не оставляя даже костей.

Однако добычи под обвалившейся сеткой хватило не всем. Интродукты устремились за новой. Обостренное чутье позволяло им быстро отыскивать спрятавшихся людей.