Бронированные жилеты. Точку ставит пуля. Жалость унижает ментов
Шрифт:
Голицын следил, как Субанеев ведет машину.
Комитетчик явно нервничал.
" Стоять на воротах в ЦК проще и безопаснее! Как не верти»!
Виталька как–то показал место своего поста по другую сторону высокой ограды на Старой площади. Ограниченный двумя стояками пролет против памятника Героям Плевны.
«Никто не подойдет. Не сунется. А сунется — там полно еще субанеевых. И все вооружены и мастера по стрельбе…»
Проезжающие водители старались не особо глазеть в ту сторону. А по тротуару
— Все тихо как будто…
Голицын, ничего не сказал Субанееву о том, сколько трупов за ними позади, в инкассаторской машине. Иначе Виталька мог бы раскиснуть окончательно.
Тем не менее комитетчик был явно растерян:
— Менты, наверное, уже бросились в погоню…
— Было бы на чем! Транспорт в таких случаях расписан за делегатами. За их вещами!
— Смотри! — Волоков улыбнулся. Ткнул в стекло. — Вот кому может сегодня не поздоровиться!
Мимо проскочил «москвич», у заднего стекла мелькнула милицейская фуражка.
— От врача сквозит…
Поблизости располагалась Вторая поликлиника МВД.
Сотни ментов прогревали тут простуженные на постах уши, носы, сдавали кровь и мочу, открывали и закрывали больничные листы…
— Давай еще по глотку, — предложил Волоков.
— Узнаю работника Управления культуры!
Голицын привычно над ним подтрунивал.
Он не мог без смеха видеть выписанное Волокову удостоверение — " Инспектор по музеям и выставкам…»
— Исскуствовед! Знаток деревянного зодчества, блин…
В семье, где он сам вырос, — преподавателя одной из московских военных академий и завуча спецшколы — Волока подняли бы на смех.
— Самое большее, ты тянешь на мастера производствннного обучения ПТУ, Волок…
Волоков обижался:
— А кто ты? Недоучка–курсант Высшего политического училища. Комиссар… А я, не забывай: закончил заочно Академию Министерства внутренних дел СССР!
— Знаем вас: перед сессией собирали деньги для экзаменаторов! Ладно. Шучу, шучу!
Волоков был друг верный.
На следствии и, когда его судили, стоял насмерть.
Ни в чем не признался. Никого не сдал! Его бы на Доску Почета на Петровке!
А ведь жесткий тот допрос квартирного вора в ментовке начал не он, а Смердов! И врезал ему не Волок, а Смердов — ногой сзади по ребрам. Волок только значился по протоколу допрашивавшим…
А если учесть какая тогда обстановка была?!
Что ни день — по Москве квартирные кражи! И все в домах у столичной элиты, у номенклатуры. И все в Центре. На Александра Невского, Алексея Толстого, Большой Бронной…
Потом наступила очередь 33–его отделения…
Обворовали нового завотдела аппарата ЦК, он только что переехал в Москву из Ставрополя. Только начал обустраиваться. Из квартиры вывезли все ценное вплоть до ковров. Аппаратчик побежал жаловаться
Из Административного отдела немедленно поступила команда — «раскрыть любой ценой!» В городском комитете партии рвали и метали… Милицейский Главк то умолял, то приказывал:
«Делайте все, братцы!»
Улещивали и грозили! Могли полететь головы и папахи…
А тут задержанный вор. И ничем не прикрытая наглость. И данные снизу: «он!»
Допрос был жесткий.
В результате домушника раскололи на две дюжины краж.
Вор выдал скупщиков краденного, ямы. Сообщника. Из тайников неделю в отделение перевозили ворованное — электронику, ковры, дубленки…
Аппаратчику вернули почти все. Потом стали возвращать имущество другим потерпевшим. Милицейский Главк короткое время ходил в героях на зависть прокуратуре.
Потом началось. Городская прокуратура приняла дело в производство, и домушник начал давать развернутые показания на ментов. Аппаратчик из ЦК не помог, уехал в команндировку.
Инспекция по личному составу получила указание заняться. Проверка была недолгой. Смердову дали неполное соответствие. Голицына уволили по компрометирующим основаниям…
Крайним сделали Волокова. Его отдали под суд. На судебное заседания никто из милицейского начальства даже не пришел.
— Рвемся в уголовный розыск. «Раскрывать, рисковать…» — Голицын продолжал подтрунировать: — Не знаем своей судьбы! Ложиться собаками за чужое добро! А что нам?!
О трупах у входа в кассу сборов и двух набитых деньгами мешках под ногами старались не думать.
— Ты, Волок, еще в рубашке родился…
Но бутылку на заднее сиденье Голицын все же передал.
— Освежись! — Мысли шли вразброс. — Теперь мы сами обеспечили себя… — Он оглянулся, взглянул на мешки. — Так?
— Тут еще осталось, — Волоков возвратил бутылку.
Ментовская поликлиника осталась позади.
Проезжали мимо здания Советского райуправления внутренних дел, оно примечательно было тем, что находилось на территории соседнего района.
На Большой Серпуховской было тихо, на самой площади пропустили машину пожарников. Выехали на Пятницкую. Малонаселенная она вообще выглядела пустынной. Маршрут отхода был выбран идеально.
Внезапно Виталька Субанеев, о котором как–то успели забыть, сказал:
— За нами сзади патрульная «ПГ 44–86». По–моему, они хотят, чтобы мы остановились…
МЕНТЫ.» ПГ 44–86»
Водитель–милиционер патрульно–постовой службы на «москвиче» — «ПГ 44–86» — молодой двадцатитрехлетний парень — ехал с пакетом.
В машине он был не один. По дороге подсадил коллегу старослужащего фамилию его он не знал, но не раз видел у себя в полку.
— Далеко едешь? — спросил ветеран перед тем, как сесть.