Бросить Word, увидеть World. Офисное рабство или красота мира
Шрифт:
«А что это – “противомедвежий бидон”?»
Я стараюсь быть как можно более спокойной и терпеливо объясняю цель использования этого сорокасантиметрового контейнера из твердого пластика. «Противомедвежий бидон необходимо применять во многих национальных парках Соединенных Штатов, поскольку иначе бурые медведи и медведи-гризли будут по ночам воровать у туристов еду». Сотрудник службы безопасности посмотрел на меня еще более недоверчиво. Я попыталась пошутить: «Медведи этот бидон открыть не смогут, только если у них вдруг есть с собой отвертка или пятицентовая монета для того, чтобы выкрутить болты».
Мой собеседник не оценил шутку. «Тогда откройте его», –
Открыть бидон было трудно и мне, поскольку у меня, так же как и у медведей, не было с собой ни отвертки, ни американской пятицентовой монеты. Я лихорадочно пытаюсь найти в сумках подходящий предмет, но ничего не попадается. Я осматриваюсь, ища помощь: «Кто-нибудь может одолжить мне монетку ненадолго?» – спрашиваю я у находящихся в помещении людей. Молодая сотрудница посочувствовала мне, и, как выяснилось, американский противомедвежий бидон вполне совместим с европейской валютой: монетой в два евроцента также можно его открыть. Мне все же удалось убедить службу безопасности, что бидон не представляет никакой угрозы, и мой рюкзак в последнюю минуту отправился на борт. Я сломя голову помчалась на борт самолета. Остальные пассажиры уже давно внутри.
24 апреля 2004
Лагерь у озера Морена, Калифорния, США
31-й километр пути
«Привет! Ты Кристина?» – спросила меня на чистом немецком невысокая девушка с живым лицом. От удивления у меня почти выпал колышек, которым я крепила палатку на одном из участков лагеря у озера Морена. И тут до меня дошел ее вопрос, и я весело ответила: «Да, я Кристина. А ты, надо полагать, Ульрика?»
«Именно», – сказала она, сияя от радости, и мы немного неуклюже обнялись. Неуклюже это было потому, что Ульрика со своим ростом в метр пятьдесят девять была примерно на две головы ниже меня (мой рост составляет метр восемьдесят девять). Я заканчиваю раскладывать вещи и устанавливать палатку, после чего мы с Ульрикой садимся на скамейку для пикника, расположенную на моем участке лагеря.
Мы находимся на ежегодном слете нулевого километра Маршрута тихоокеанского хребта – неофициальной вечеринке, посвященной открытию сезона. С 1999 года бывшие путешественники, покорившие МТХ, устраивают такую вечеринку по всему пути. В один из последних уикендов апреля на таких вечеринках проходчики какого-либо из сезонов встречаются с ветеранами МТХ, а также с теми, кто помогает путешественникам, с так называемыми ангелами пути, такими как Роберт Рисс. Производители ультралегкой экипировки представляют здесь свою продукцию. Тут же для развлечения проводятся различные соревнования и показы слайдов. Почти все проходчики стараются принять участие в этом событии до начала похода, чтобы встретить старых товарищей по путешествию, получить последнюю информацию или просто еще раз перепроверить экипировку.
Из списка, который есть в интернете, я узнала, что в этом году зарегистрировалось четыреста тридцать участников. Двести один из них хотят после этого отправиться в поход, и я – одна из них. Также в этом списке указана и национальность – таким образом я и Ульрика узнали, что в этом году в походе примут участие две девушки из Германии. Так мы друг друга и высматривали.
«Ты одна идешь? Когда ты начала?» – тут же хочет узнать Ульрика.
«Три дня назад. Мы пошли с Джоном, он из Англии. Я случайно познакомилась с ним у Роберта Рисса в Сан-Диего. Но уже на второй день он решил устроить себе выходной, и дальше мне пришлось идти одной. Вот я и пришла как раз к открытию, – собрала я в кучу всю информацию за последние дни и уже немного грустно добавила: – На самом деле я ожидала большего количества людей рядом».
Ульрика тут же начала меня успокаивать: «Не беспокойся. При таком расстоянии обязательно найдется кто-то, кто будет идти в том же темпе, что и ты. Именно поэтому большинство и идет поодиночке. Но на привалах или по вечерам, когда будешь разбивать палатку, ты всегда сможешь встретить кого-то, кто тоже идет».
«Так ты тоже идешь одна?» – поинтересовалась я.
«Нет, я иду с другом, его зовут Боб», – ответила она и показала на мускулистого широкоплечего мужчину в шортах, который разговаривал с другими проходчиками в паре метров от нас.
Вокруг нас воцарилась какая-то суета. Почти на всех участках лагеря стояло по три-четыре палатки, чтобы вместить всех участников. Палатки были разбиты, снаряжение было осмотрено, но, что было самым важным, люди здоровались друг с другом. Со всех сторон можно было услышать: Привет! Как ты? Рад снова увидеться! До этого я чувствовала себя как-то одиноко, но это только потому, что я никого не знала.
Ульрика почувствовала мою неуверенность и объяснила мне: «Большинство из них прошли по Аппалачской тропе на Восточном побережье. Вот оттуда многие друг друга и знают». Мне сразу все стало ясно.
«Ты, я так понимаю, тоже?» – спросила я удивленно.
«Конечно!» Я прониклась к ней глубоким уважением. Эта ничем не выделяющаяся маленького роста девушка тут же стала для меня буквально легендой походов.
Я, конечно же, знала про Аппалачскую тропу. Этот маршрут – старейший из маршрутов для путешествий на дальние расстояния, сокращенно называется АТ. Он идет по Восточному побережью Соединенных Штатов, от штата Джорджия до штата Мэн. Протяженность его составляет три с половиной тысячи километров. Еще пару месяцев назад я думала над тем, что идти по Аппалачской тропе вместо Маршрута тихоокеанского хребта было бы не лучшей идеей.
«Но это же безумие», – сказала я с глубоким уважением и предложила Ульрике половину сникерса, но она уверенно отказалась. Ей, очевидно, было неловко, что ею восторгаются, поэтому она быстро сменила тему.
«А у тебя уже есть кличка? – спросила она меня. – У меня, например, Самоделкина, а у моего друга Боба – Питчер». Я быстро проглатываю кусок сникерса.
«Нет, я всего пару дней в пути. И потом, я считаю, что давать людям, которые идут в поход, клички – глупо. Для меня это слишком уж загадочно».
Вообще во время подготовки к путешествию я читала, что проходчики получают в походе новое имя, прямо как новые члены монашеского ордена, которые приходят в монастырь. Настоящее имя, то есть то, что указано в документах, считается символом прошлой, «нормальной», жизни, а походная кличка – символом начала новой.
Я облизывала измазанные шоколадом пальцы, пока Ульрика, смеясь, объясняла мне: «Во-первых, у кличек есть практическое назначение. Через пару недель похода все выглядят одинаково. У людей появляется коричневый загар, огромная борода, они одеты в разорванную коричнево-зеленую одежду. И их всех зовут Джим или Билл. Через какое-то время никто никого не узнает. По кличке узнать человека легче, и звучит это яснее, чем «Джим с бородой»…