Броуновское движение
Шрифт:
– Мы опоздали, – короткая фраза повисла в воздухе.
Лемман закрыл глаза и отвернулся. Контроль адреналина, сердце – раз, два, три, глубокий вдох, медленный выдох. Теперь открыть глаза и помолчать. Этот нехитрый прием ушу всегда помогал Лемману успокаиваться. Взору военного предстал Владимир Ленин. Вождь мирового пролетариата сидел за письменным столом и работал. Зеленое сукно, лампа в виде гриба, черный телефон, стопка газет «Искра», тетрадь и чернильный прибор. Владимир Ильич часто писал допоздна, создавая свою бессмертную лениниану.
«Интересно, что пишет?» –
В верхней части листа заглавными буквами было выведено: «Политическое завещание».
«Ах, да, сообразил, мы же в мавзолее. Аттракцион… С ума сойти можно» – напряжение немного спало, стук в висках постепенно прекратился, удивившая картина уводила сознание от неконтролируемого всплеска.
«Популярный аттракцион. Забальзамированное тело сохранить не удалось, поэтому в мавзолее клон. В Париже клон Наполеона сам рассказывает туристам о своих баталиях. В Александрии Македонский скачет на Буцефале. Самый популярный из них – Дракула в Бухаресте. Захоронение Влада Тепеша вскрыли. Теперь запрограммированный клон пугает туристов, сажает на кол врагов и пьет кровь младенцев. Как в стародавнее время. Время… О чем это я? Ах да, времени в обрез…»
Ленин прекратил писать, поднял голову и уставился на Леммана. Генерал вышел из забытия:
– Во-он! Во-он!, – заорал он, указывая перстом на дверь. Вбежали дежурные, подхватили под локотки ценный музейный экспонат и вывели вождя освежиться. Двери захлопнулись. На пол полетели газеты, телефон и недописанное политическое завещание Ильича.
Наконец, совладав с гневом, командующий обратился к подчиненному:
– Скоро нам всем придется… завещание писать. Потому что нация, которую мы защищаем, превратится из титульной в музейный экспонат.
Затем сделал паузу и посмотрел на морского офицера. Тот так и стоял по стойке смирно.
– Подробности, пожалуйста.
Адмирал не заставил себя ждать:
– Когда подошли, все было кончено. От корабля осталась только полузатопленная скорлупа. Из людей – трупы капитана и лейтенанта охраны. Академик, видимо, похищен. Что примечательно, в трюме обнаружен самодельный люк сброса. Эксперты утверждают, что находившийся груз был затоплен до штурма. В противном случае были бы видны следы транспортировки.
Докладчик замолчал.
– Продолжайте, – подогнал командир.
– Вот еще что. Потом пошли по сигналу радара и нашли моторную лодку, в ней было корабельное оборудование, дно в крови, но, никого не обнаружили. Эксперты взяли ее с собой. После исследования, может, что-то и прояснится. Возможно, кто-то спасся. Последняя надежда.
– Надежда? Это не надежда, – парировал генерал.
Урманчеев молчал, ожидая объяснений.
– Надежда не в океане плавает. Она на Марсе живет! – Лемман указал пальцем вверх.
– Простите, генерал-майор, не понял?
Командующий посмотрел на адмирала. Рамиль нравился ему. Это был грамотный и исполнительный офицер. Волевой и решительный Урманчеев не раз доказывал свое мужество и верность. Его ждала блестящая карьера военного флотоводца. Поэтому командир обратился к подчиненному не по уставу:
– Рамиль, вот за этим
Взглянув на разбросанные экспонаты музея, генерал-майор с грустью понял, что праздник испорчен окончательно и продолжения не будет.
Лифтовая установка находилась всего в ста пятидесяти метрах от мавзолея, прямо на Лобном месте. Памятник был выполнен из белого известняка в форме небольшой арены. В середине круга возвышалась силовая установка, не гармонирующая с историческим ансамблем, но ее не убирали, потому что было удобно. Многие по традиции бросали туда мелкие монетки, чтобы вернуться. Подошел к Лобному месту, бросил пятачок и переместился. Военные сквозь толпу не спеша пробирались к лифту. Ординарцы и охрана спокойно шли за своими командирами. В другое время им положено было прокладывать курс, обеспечивая быстрое передвижение начальства, но 9 мая был праздничный день.
Уфа, Омск, Новосибирск, Иркутск встретили их предрассветным туманом и прохладой. Несколько тысяч километров и семь часов разницы никого не удивили. Это было обычным явлением.
– Сопровождение свободно. Ждите нас в штабе, – скомандовал генерал.
Когда они исчезли, он обратился к Урманчееву:
– Мы на Ольхон. Двигай.
Установка маломощного лифта острова Ольхон на Байкале оправдывала себя только за счет посещения туристов. В летний сезон небольшими группами они прибывали полюбоваться на первозданную природу Дальнего Востока. Но сейчас был не сезон, поэтому прибывшие офицеры оказались вдвоем. Лифт был небольшой и установлен прямо на Шаманском мысе – визитной карточке острова. «Все для удобства туристов» – гласила надпись под картой острова. Нарисованное краской изображение давно выцвело и облупилось на солнце. Но щит не убирали, считалось, что это придает исторический шарм. Адмирал залюбовался рассветом. Красное солнце поднималось над верхушками далеких деревьев золотыми лепестками, отражаясь в проливе, отделяющем остров от материка.
– Рамиль, не отвлекайтесь. Нам нужно вон туда, в лодочный домик.
Генерал, показывая пример, двинулся к маленькому деревянному строению на побережье. Обратив внимание на восхищенный взгляд Урманчеева, Лемман спросил:
– Нравиться?
– Да. Я тут никогда не был.
– Я знаю, – затем, помолчав, продолжил, – а еще я знаю, что означает ваша фамилия.
– И что же? – заинтересовался офицер.
– «Лесник», с древнетатарского.
– А что же, в таком случае, означает ваша?
– Моя? «Землевладелец». Я еще много чего про вас знаю, адмирал.
Рамиль посмотрел в глаза генералу:
– Так значит я здесь не случайно?
– Нет, не случайно, – на хитром лице Леммана появилась ухмылка.
– Это из-за поискового провала?
– И да, и нет.
– Вы меня разжалуете?
– Нет, успокойтесь, я вас повышу в звании и дам вам дополнительные полномочия.
Удивлению Урманчеева не было предела. Генерал считал, что сказанного пока достаточно, а подчиненный не решался спрашивать.