Брюнетка в клетку
Шрифт:
– Да ладно меня подлавливать! – подскочил тот. – Конан Дойл – это писатель. Он написал «Затерянный мир», я кино смотрел.
– А! – воскликнули хором несколько голосов. – Кино! Кино – другое дело.
– Так чей дух-то, чей?
– Предлагаю просто кинуть клич, – предложила Фаина. – Кто откликнется, тот и откликнется.
– Да? А если ужас какой-нибудь откликнется? Карл Маркс, например?
– Он по-русски не разговаривает.
– Тут язык никакого значения не имеет, – пояснила Анжелика. – Дух внушает мысли. И мы их транслируем.
– Потрясающая скудость фантазии, – прострекотала Капитолина, севшая обратно под локоть к Уманскому. – Если уж вызывать, так вызывать. Ученого какого-нибудь. Или философа.
Все промолчали. Вероятно, возражать гувернантке считалось неэтичным. Тем более что главная фигура – Фаина – взирала на нее сквозь клубы дыма весьма благосклонно.
Пока они спорили, все потихоньку организовалось. Откуда-то появился большой белый лист, который Вольдемар старательно разделил на сектора. В каждом секторе написал по букве алфавита. На перевернутом блюдце из старинного сервиза, а потому тонком и легком, была тем же фломастером сделана засечка.
– Мне прямо как-то не по себе! – воскликнула Зоя и обхватила себя руками за плечи.
Лариса за все это время не проронила ни слова. Жидков совершенно явно намеревался участвовать в большом семейном мероприятии, и ей ничего не оставалось делать, как сидеть и следить за ним.
– Послушай, а дети не боятся грозы? – вполголоса спросила она у него.
– Откуда я знаю? Даже если и боятся… О них женщины позаботятся.
– Но ты же опекун.
– Формально, только формально. На самом деле вся ответственность лежит на Анжелике.
«Уж она позаботится о детях! – подумала Лариса. – Эдакая птичка божия. Махнет хвостом – и поминай как звали».
Когда погасили люстру и зажгли свечи, все перестали разговаривать, и тогда стало слышно, как скрипит и потрескивает дом и идет снаружи дождь. Это были бы очень уютные шумы, если бы не Шубин, который нервничал и оттого громко сопел.
Анжелика взяла блюдце и положила на самую середину стола, на лист с алфавитом.
– Так кого позовем? – шепотом спросила она. – Решили?
– Зови царя! – тоже шепотом скомандовал Жидков. – Николая. Спроси, зачем он от престола отрекся.
– Дурак, – шикнула на него Фаина. – Про себя надо спрашивать, мы же не материал для исторического очерка собираем.
– Руки, давайте руки, – потребовал Вольдемар, оказавшийся докой в спиритических делах. Первым вытянул свои и положил пальцы на блюдце. – Надо едва касаться, чтобы не мешать ему двигаться.
Все по очереди – кто с опаской, кто торопливо – последовали его примеру.
– Столько грабель на одну вшивенькую тарелочку! – прошептал Жидков, но на него немедленно цыкнули.
– Вызываем дух, – тонким ужасным голосом завела Анжелика, – царя Николая Александровича. – Огоньки, трепетавшие на кончиках свечей, неожиданно резко наклонились в одну сторону, словно где-то
Лариса, которая едва касалась подушечками пальцев драгоценного фарфора и чьих-то еще пальцев, неожиданно почувствовала легкое, едва уловимое движение. Блюдце медленно и плавно поехало по направлению к букве «Н».
Анжелика вытянулась в струнку, как жрица, впавшая в транс. На губах ее появилась напряженная улыбка. Однако после буквы «Н» блюдце отправилось сначала к букве «Е» и напоследок прогулялось к «Т».
– НЕТ? – удивленно переспросила Анжелика все тем же противным пронзительным голосом. – Это не Николай Александрович? А кто же в таком случае разговаривает с нами?
Лариса сдула челку со лба, заметив попутно, что Уманский, чьи руки слегка соприкасались с ее, глядит на снующее туда-сюда блюдце с огромным изумлением. В сущности, она и сама могла поклясться, что все эти сплетающиеся конечности едва касаются его поверхности.
Блюдце немного подумало и ответило:
– ТРСТР.
– ТРСТР, – завороженно повторила Маргарита. – Что бы это значило?
Однако Анжелику вовсе не смутил подобный поворот дела.
– Мы благодарим тебя, ТРСТР, и просим ответить на наши вопросы. Ты поможешь нам?
– ДА.
Анжелика еще не успела набрать полную грудь воздуха, когда Жидков влез и быстро спросил вместо нее:
– Что было в той записке, которую нашли рядом с телом моего дяди Макара?
Анжеликина челюсть клацнула, а ее глаза сверкнули бешенством. Однако блюдце принялось носиться по листу бумаги. Чьи-то руки едва не соскочили с него и догнали уже на ходу. Лариса про себя складывала из букв слова. Через некоторое время все стало ясно. На вопрос: «Что было в той записке?» – неведомый ТРСТР ответил:
– ПОМНИ ПРОШЛОЕ.
Лариса посмотрела на Жидкова, а Жидков посмотрел на нее. В глазах обоих отражался один и тот же вопрос. И тут раздался скрипучий голос Фаины:
– Моего мужа убили? Ответь нам, кто бы ты ни был.
– ТРСТР, – подсказал Шубин. – Ответь нам, ТРСТР. Ее мужа убили?
Все замерли и стали ждать, что будет. Блюдце неохотно поехало влево.
– ДА.
Лариса включила все свои ощущения, пытаясь сообразить, чьими целенаправленными усилиями может двигаться блюдце. Только ничего у нее не вышло. Посудина перемещалась, но подталкивал ли ее кто-нибудь, понять было совершенно невозможно.
– Угрожает ли опасность кому-нибудь еще в этом доме? – нараспев спросила Анжелика.
Ответ последовал скорый и неприятный:
– ДА.
Наступила тишина, только где-то далеко громыхала настоящая летняя гроза, обогнувшая Рощицы стороной.
– Кто-то из нас умрет? – неожиданно для всех спросил Уманский, глядя в самый центр блюдца.
– ДА.
– Спрашивать – кто? – шепотом поинтересовалась Анжелика и посмотрела на Фаину.
Вместо того чтобы кивнуть, та сама задала вопрос: