Бубновый туз
Шрифт:
За ней, заслонив дверной проем, вошел Гаврила. Натолкнувшись на повеселевшие взгляды жиганов, он отчего-то посуровел и, приобняв девушку за плечи, подвел к столу.
— Это Аглая, — сдержанно объявил жиган.
— Так это и есть твоя Аглая?! — восторженно воскликнул Фартовый. — Что же ты меня раньше с ней не познакомил! Эх, какая гарная дивчина!
— Ну что вы, — смущенно отмахнулась девушка. — Я самая обыкновенная.
Сняв с головы шапку, она чуть тряхнула головой, отчего снежинки, затерявшиеся в ее волосах, блеснули на свету озороватыми
— Это ты самая обыкновенная? — восхищенно воскликнул Кирьян. — Да ты про себя ничего не знаешь. Ты самая настоящая снегурочка! А может, ты и в самом деле из сказки пришла? Дай, я тебя потрогаю.
Громко шаркнув стулом, Фартовый поднялся из-за стола, за которым сидели захмелевшие жиганы, и заинтересованно осмотрел барышню. Пахан явно входил в раж. Не было бабы, которая могла бы устоять перед ним. Весь вопрос заключался в том, сколько времени ему потребуется, чтобы дотащить ее до постели. Для одной достаточно и пары заготовленных фраз, чтобы она поддалась его мужскому магнетизму, а вот с другой приходилось ворковать целый вечер.
Судя по тому, как задрожали ресницы Аглаи, Кирьяну не придется долго бить копытами.
И чем веселее говорил с девушкой Кирьян, тем мрачнее становился Гаврила. Его лицо закаменело — в этот момент он хотел бы находиться очень далеко отсюда и наверняка очень жалел, что поддался на уговоры жиганов и заглянул на блатхату. Ему хотелось взять дивчину в охапку и бежать отсюда. Подальше от обольстительных речей Кирьяна-искусителя.
Взяв девичьи пальцы в свою ладонь, пахан восторженно улыбнулся.
— Какая необыкновенная кожа! — Повернувшись к жиганам, он добавил: — Я в жизни не встречал более нежной и тонкой кожи, чем эта.
— Вы преувеличиваете.
— Поверь мне, милая, ведь я подержал в своих руках немало барышень… Ну чего же ты стоишь, дай я тебя раздену! Давай поухаживаю за тобой.
— Ой, как-то неловко, — смущенно протянула девушка, расстегивая пальто.
— А ты не стесняйся, Аглая, здесь все свои. Ты попала к друзьям, детка.
— Эй, Варвара, — крикнул Кирьян в глубину квартиры. — Дивчина замерзла, давай самогонку неси, пускай согреется.
— Несу, несу! — выскочила из соседней комнаты маханша, держа в руках поднос, на котором стояла бутыль самогонки, пустой стакан, лежали мелко нарезанные ломтики соленого огурца и краюха хлеба.
— До дна, девонька, пей! — ласково приказал Курахин. — Таков у нас обычай. Пьешь, значит, наша. А нет, — он развел руками, — не сойдемся. Ну так как?
— Как же мне быть? — перевела Аглая взгляд на Гаврилу. — Я ведь совсем непьющая.
Гаврила окончательно помрачнел, на Кирьяна он старался не смотреть. Но отказываться здесь не полагалось.
— А мы все здесь непьющие, девонька, — поддержал Кирьяна Егор Копыто. — Но если настроение хорошее, так отчего же не выпить?
— Если только самую малость, — сдалась Аглая.
Кирьян налил в стакан самогонки и протянул его девушке. Взяв стакан, она слегка пригубила едкую жидкость.
— Так у нас не полагается, — запротестовал Фартовый, — только до дна!
— Ну хорошо, — выдохнув, барышня в несколько глотков выпила самогон. — У-уф, — отчаянно замахала она руками. — Какой же он крепкий!
— А огурчик-то для чего! — предложил Кирьян. — Хрусти, моя радость, хрусти, вот так, милая!.. Дай, я тебя расцелую. Ой какая ты сладенькая! Гаврила, ты не возражаешь? — Жиган только кисловато скривился. Попробуй тут возрази! — Он не возражает. Он славный малый. Давайте барышню на самое почетное место посадим. Я сам за ней поухаживаю. Я думал, Гаврюха, что ты у нас монах, а ты вон с какой девонькой заявился!
Взяв девушку за руку, Кирьян под одобрительные возгласы жиганов повел ее к столу. Кому не было весело, так это Гавриле — набычившись, он посматривал на Аглаю, которая уже не скрывала своего явного расположения к Кирьяну, — захмелевшая и раскрасневшаяся, она откровенно прижималась к нему, не замечая собственного не очень скромного поведения. Кирьян лапал девку за бедра, прижимал ее к себе и так присасывался к ее губам, словно хотел высосать из нее душу.
Гаврила наливался самогоном, все более мрачнея.
В разгар застолья Кирьян неожиданно поднялся и, отозвав Гаврилу в сторону, спросил:
— Ты же знаешь, как я к тебе отношусь…
— Знаю, Кирьян.
— Но пойми меня правильно, времена нынче суровые… Короче, так, гони должок!
— Какой еще должок? — опешил Гаврила, начиная понемногу трезветь.
— А те полтора миллиона, что ты мне в буру проиграл!
Кирьян и Гаврила стояли в стороне, на них не обращали внимания. За столом продолжалось веселье, и Гаврила, глядя из-за плеча на Аглаю, с раздражением отметил, что барышня совсем освоилась и теперь держалась с жиганами по-свойски.
Проглотив горький ком, он угрюмо сказал:
— Так ты же вчера сказал, что пару недель обождать можешь.
— За это время много чего изменилось, — тяжко вздохнул Кирьян. — Деньги нужны позарез!
— У меня сейчас нет, — потухшим голосом сказал Гаврила, стараясь не смотреть на пахана.
— Меня это не интересует, — жестко ответил Кирьян. — У тебя и в тот раз не было. Чего же ты без денег играл?
— Кирьян, ведь свои же.
— А мне что свои, что чужие! — отрезал Кирьян. — Карты есть карты! Деньги должны быть сегодня вечером или в крайнем случае завтра. Может, ты позабыл, что бывает с должниками?
— Не позабыл… Хотя бы недельку подождал, тут мне наколку одну хорошую дали, товар возьму и обязательно рассчитаюсь.
— Ты, похоже, не понимаешь, щегол, — в голосе Кирьяна послышались угрожающие нотки. — Деньги мне нужны сейчас!
Свидетелями проигрыша Гаврилы было четыре человека — весьма уважаемые люди. Вчера, оставшись наедине с Фартовым, Гаврила со смущенной улыбкой хотел было просить Кирьяна об отсрочке долга, но тот, видно, почувствовав его настроение, заговорил сам, сказав, чтобы с деньгами Гаврила не торопился.