Бубновый туз
Шрифт:
— А вот здесь взгляните, — Феликс Эдмундович провел пальцем по верхней графе, заполненной разбегающимся неровным почерком, — написано — Тимофеев Василий Иванович, прозвище Кривой. Род занятий — домушник. Стаж деятельности — двадцать пять лет. Адрес проживания — Хитров рынок. Ну не насмешка ли, товарищи? — негодовал Дзержинский.
Да уж, было над чем повеселиться.
— С этой Хитровкой нужно будет кончать. — Повернувшись к Петерсу, сидевшему от него по правую руку, он сказал: — Завтра же разработаете план по ликвидации Хитрова рынка. Ночлежки нужно разрушить, чтобы и следа
— Подготовлю, товарищ Дзержинский, — отозвался Яков Христофорович, поднявшись. — В ближайшие дни мы намерены провести там облавы. Силами милиции и Чека оцепим Хитровку и профильтруем преступный элемент.
— Потом доложите! Половина всех преступников, находящихся в розыске, скрывается именно там. Конечно, кое-каких результатов мы добились. Но мы, товарищи, сбили только первую волну преступности, а за ней идет вторая. Не забывайте об этом! Подрастают беспризорники, а они, как известно, не самые законопослушные наши граждане. А в окрестностях Москвы продолжает орудовать банда, которая вырезает целые семьи. Кстати, — посмотрел Дзержинский на Сарычева, сидевшего на противоположном конце стола, — как продвигаются дела по поимке этой банды?
Сарычев мгновенно поднялся, загасил папироску в пепельнице и почувствовал, как взгляд Дзержинского буквально сверлит его.
— Мы располагаем предварительными данными. Банда состоит из четырех человек, трое мужчин и женщина. Как они выглядят — мы тоже знаем. Их описания уже разосланы по всем районным отделениям. Но банда очень подвижная, оставаться на одном месте они не любят. Совершат убийство, наспех поделят добро и тут же отправляются в противоположный конец Подмосковья.
— Меня интересует: когда именно вы изловите эту банду? — прервал его Дзержинский. — На вас лично возлагается ответственность, как на начальника московской Чека! Вам это понятно?
— Понятно, товарищ Дзержинский, — твердо ответил Сарычев, уверенно выдержав жестковатый взгляд.
— Садитесь… Ваша медлительность нам очень дорого обходится. Дня не проходит, чтобы они не вырезали еще какую-нибудь семью. У них это просто поставлено на поток! Подумайте еще вот над чем… Мужчины почему-то позволяли себя связывать и даже не пытались оказывать сопротивления.
Сквозняк разметал остатки дыма. В комнате стало заметно свежее. Но Сарычев почувствовал, как по его спине неприятно сбежали струйки пота.
— Подумаю, товарищ Дзержинский, — деловито кивнул он.
Сарычев испытал настоящее облегчение, когда Феликс Эдмундович вновь обратился к Петерсу:
— Для борьбы с бандитизмом нужно принимать самые суровые меры. Как председатель Ревтрибунала вы должны осознавать, что судопроизводство не должно затягиваться. Нужно эффективно организовать работу «двоек» и «троек». Пусть они рассматривают дела бандитов в ускоренном порядке.
— Организуем, товарищ Дзержинский, — уверенно заверил его Яков Христофорович.
Петерса прервал пронзительный телефонный звонок. Дзержинский ненадолго задержал взгляд на трезвонящем телефоне, как бы размышляя, а стоит ли обращать на него внимание, но в следующую секунду потянулся к трубке. Не исключено, что звонок важный.
— Слушаю, — поднял Феликс Эдмундович трубку. — Владимир Ильич?.. Да, мы как раз заседаем по этому вопросу. Примем самые жесткие меры. Они будут направлены не только на конкретных исполнителей, но и на всех тех, кто так или иначе сочувствует бандитам. Завтра я положу вам на стол подробный отчет о мерах борьбы с преступностью. — Положив трубку на рычаги, он объявил: — За работу, товарищи!
Очередное массовое убийство произошло в деревне Лесной, в двадцати километрах от Москвы. Причем два предыдущих случились в деревнях, находящихся друг от друга на расстоянии пятнадцати километров. Если на карте соединить места расположения этих деревень прямыми линиями, то получится примерно правильный треугольник.
Первая деревушка, насчитывающая около двухсот жителей, именовалась Выселками. Здесь маньяк (а может, бандитов было и больше) вырезал семью, состоящую из десяти человек, шестеро из которых были дети от четырех до десяти лет. Вторая деревушка называлась Нагорной, она была немного больше первой. Здесь была вырезана семья из двенадцати человек.
Лесная, действительно находившаяся в лесу, стала местом третьей трагедии. Расположенная в стороне от всех основных дорог, деревня жила по своим патриархальным законам, что были в ходу еще при царе Горохе. Время здесь как будто остановилось, возникало ощущение, что в чаще можно повстречаться с лешим, а близ заводи столкнуться с водяным.
Деревушку тряхнуло, когда была убита большая семья зажиточного крестьянина. Поначалу показалось странным, что глава семейства, Ермолаич, встававший вместе с петухами, не вышел в поле. Да и во дворе их было тихо. Но тревожить покой соседей было не принято. И только когда под вечер в хлеву подняли рев недоеные коровы, сельчан охватила тревога. Четверо мужиков, вооружившись для храбрости топорами и вилами, двинулись к дому Глеба Ермолаевича Коновалова.
Толкнув незапертую калитку, они вошли во двор. И первое, что увидели, два трупа с рассеченными головами, лежавшие друг на друге крест-накрест. В одном из убитых узнали хозяина — степенного, рассудительного мужика Глеба Ермолаевича, а в другом — его старшего сына Виктора, работящего доброго парня.
В избе их глазам предстала еще более жуткая картина. Трупы устилали весь пол, и идти пришлось по спекшейся крови. У мужиков, отвоевавших две войны, от ужаса сперло дыхание, и, выйдя из дома, они долго не могли прийти в себя и жадно вдыхали свежий воздух.
Самый младший из четверых, долговязый увалень Владимир, стараясь не показывать сельчанам подступившее к горлу горе, жесткой ладонью смахивал с глаз невольные слезы — среди убитых была его невеста Аннушка.
Вот так разом и сгинуло четырнадцать душ. Имущество было разграблено, унесено убийцами.
Игнат Сарычев в сопровождении Марка Рубцова и Федора Кравчука выехал на место тотчас, как только узнал о трагедии. Прибыл ближе к полуночи, когда деревенская жизнь уже замерла. Было как-то особо темно и глухо. А потому, когда он перешагнул порог избы, где, казалось, сам воздух дышал кровью и злодеянием, в голову так и полезла всякая чертовщина.