Будет День
Шрифт:
Оставалось, выяснить, какие еще чертовы сюрпризы приберегает на "черный день" гребаная память Баста фон Шаунбурга. Но что творится в душе мужчины, беседующего с Рейнхардом Гейдрихом, знает только он сам. А вслух он говорит всего лишь то, что обязан сказать.
— Благодарю вас, Лина, — вежливо улыбается Баст, принимая чашку с кофе. — Мы просто шутили.
— Вот именно, дорогая, — высоким, значительно выше, чем у жены, голосом подтвердил высказанную гостем версию Гейдрих. — Просто шутили.
— Вы
Великолепный вопрос, просто замечательный.
— Нет, Рейнхард, — Баст отпил немного кофе и потянулся за сигаретами. — Вильда сейчас в Мюнхене. Вернее в нашем имении недалеко от города. А почему вы спрашиваете?
И в самом деле, что это? Очередная провокация, на которые так горазд его шеф, или намек на "толстые обстоятельства"?
— Кругом одни доносчики, Баст, — внимательный взгляд, таящий в себе толику недосказанности. Знакомая интонация, привычный взгляд: "А я знаю про тебя такое, что в жизни не отмоешься!" Фирменная манера поведения сукина сына, желающего держать всех на коротком поводке.
— Ну и какую же гадость прочирикал вам на ухо очередной дятел? — Баст оставался спокойным, если не сказать большего. С того мгновения, как он в красках представил себе убийство Гейдриха, ему сильно полегчало, и ничего уже, кажется, не могло нарушить вернувшегося душевного равновесия.
"Дай только время, дружище Рейнхард. Дай только время, и я найду способ перерезать тебе горло. А что уж это будет: опасная бритва или садовые ножницы — какая, в сущности, разница? Это всего лишь техника, Рейнхард, всего лишь гребаная — от и до — техника!"
— Не жена, — кивнул Гейдрих. — А мне говорили, рыжеволосая…
"Действительно знает или бросает камни наобум?"
— Где? — поднял бровь Баст, прикуривая.
— Нет, — покачал головой Гейдрих. — Так далеко наши возможности еще не простираются. Но идея стоит того, чтобы ее обдумать. Как полагаете, Баст, это не вызовет излишней ажитации, если я предложу ввести в личные дела сотрудников дополнительный параграф: цвет волос на лобке?
— Многие женщины и некоторые мужчины красят волосы, — кивнул Баст. — Но я спросил не об этом.
— Я понял, — усмехнулся Гейдрих. — В Париже, Брюсселе, Амстердаме, где-то еще.
"Где-то еще! Хитрец!"
— В Париже, — согласился Баст. — Возможно, в Брюсселе, но никак не в Амстердаме. В Амстердаме ее со мной точно не было.
— Кого? — вот в этом весь Гейдрих: пока зверь не ушел, охота продолжается.
— Ее, — Баст закурил, затянулся, выпустил дым, посмотрел на своего начальника.
— О ком мы говорим? — Гейдрих был невозмутим и целеустремлен.
— О моей кузине баронессе Альбедиль-Николовой.
— Славянка? — поднял бровь Гейдрих.
— Разумеется, — кивнул Баст и виновато пожал плечами. — Кайзерина Кински чистокровная славянка.
— Ах, вот как, — ни удивления, ни раскаяния, одна нудная фактология. — Немка, я полагаю… и вы… Я
— Сплю ли я со своей кузиной? — Баст задумался на мгновение, словно не был уверен в ответе. — Да.
— Любопытно, — Гейдрих обозначил "улыбку" неким почти анемичным движением тонких губ и перешел к главному "блюду". — А мне говорили…
"Говорили…"
— … мне рассказывал один в высшей степени достойный молодой человек из боннской организации СС…
— Юношу не Лео Айх зовут? — Басту было любопытно, но не страшно. В конце концов, если начальнику мало адюльтера, пусть будет золотоволосый "Айх".
— Не помню, — нахмурил лоб Гейдрих. — А что?
— Ну, если это все-таки был Лео Айх, то я действительно хотел с ним переспать. Году, надо полагать, в тридцать третьем… Вас, Рейнхард, ведь это интересует, не правда ли?
— Хотел…
— Просто из спортивного интереса, — с улыбкой объяснил Баст, глядя Гейдриху прямо в глаза. — Было любопытно: а вдруг понравится…
— Понравилось?
— Побоялся.
— Что так?
— Ну должен же и я, господин группенфюрер, чего-нибудь бояться…
— Непременно, господин штурмбанфюрер… Человек, который ничего не боится, подозрителен и опасен…
Итак, его повысили в звании. Штурмбанфюрер — это уже майор. Совсем не стыдное звание для молодого мужчины, никогда не служившего в армии. А любовница — даже если это адюльтер, попахивающий инцестом — всяко лучше подозрений в гомосексуализме, даже притом, что официально Фюрер заявлял, что "лишь бы человек был хороший". Хорошему партийцу могли простить многое, но все-таки не все.
"Балбес и бабник, — решил Баст. — Так будет лучше всего".
Следующие сорок минут он рассказывал боссу о том, что притащили его "собственные сети" кроме тины и пустых бутылок из-под пива.
— Похоже на зондаж, — согласился внимательно выслушавший рассказ сотрудника Гейдрих.
— Да, мне тоже так показалось.
Между тем Гейдрих встал из кресла, прошелся по комнате, закурил на ходу, но вернулся к Басту не раньше, чем выкурил сигарету до половины.
— Как думаете, Баст, чего они хотят? — спросил, останавливаясь перед фон Шаунбургом. — Сидите! — жестом удержал попытавшегося было встать Баста.
— Полагаю, они хотели бы создать доверительный канал связи.
— Со мной? — скепсис.
— Скорее, с кем-нибудь вроде вас, — уточнение.
— Военные? — все-таки хоть он и чудовище, но умное чудовище. Разбросанные тут и там "сигналы" заметил, учел и интерпретировал единственно возможным способом.
— Полагаю, что это так.
— Есть идеи, кто бы это мог быть персонально?
— Нет.
— Хорошо, Баст, — очевидно, решение созрело и принято. — Сыграйте их… но только аккуратно. Будет обидно, если уйдет такая рыба…