Будни и праздники
Шрифт:
— В ней записывающее устройство.
— Вы, наверное, помешались, — усмехнулась она. — Шпиономания какая-то…
— А вы проверьте. Ну, нечаянно уроните, разбейте. На всякий случай и в сумочке своей покопайтесь. Пудреницу осмотрите и все другое. А лучше всего покопайтесь в себе. Вы найдете такое, очень важное, на что до сих пор не обращали внимания.
— Давайте договоримся, — попросила она. — Не нужно меня агитировать.
— Нужно. Иначе вы опять попадете в чернильницу.
— Теперь не попаду, — улыбнулась
— Ешьте. Вы первый, кто пробует мою кулинарию.
Я с удовольствием вычерпал душистый, вкусный бульон с белоснежными дольками картофеля и поблагодарил девушку.
— У вас есть друзья?
— Да, один есть.
— Расскажите. Не бойтесь, — добавила она. — Все останется между нами.
Мне было по-настоящему хорошо. Человек мне верил и я верил человеку. Я видел в нем его лучшее предназначение и не сомневался, что его душа раскроется до конца.
Я начал рассказ о Робе. О его трудной жизни. О невесте, которая стала женой богача. О его бедных родителях, которые до сих пор стараются помогать сыну. О бесконечных преследованиях. О том, что господин Карл очень боится этого человека и повсюду ищет его — опаснейшего историка…
О многом мы еще переговорили. Я даже рассказал о странном карловском глобусе со светящимися точками и продовольственном складе. Мэри была поражена этим почему-то больше всего. Она и не подозревала! Хотя десятки раз ходила мимо железных ворот и не один раз была в библиотеке…
— Все, — резюмировал я. — Теперь я полностью в ваших руках.
Уходил с хорошим настроением. Я не помнил, когда мне было так легко. На прощание я осмелел и галантно поцеловал девушке руку.
Лампу, естественно, вернул на прежнее место.
Размышляя потом о событиях прошедшего дня, перебирая в памяти долгий разговор с Мэри, я вдруг испугался: не изменится ли резко поведение девушки после всего, что она узнала? И на другой день, входя в карловскую приемную, я прежде всего изучающе посмотрел на Мэри. Нет, изменений не находил. Не считать же ее более теплое приветствие признаком грядущих роковых перемен. Я и сам стал более внимательным, разве это не естественно после вчерашнего…
Мэри сказала, что господин Карл не совсем себя хорошо чувствует, он хотел бы поговорить со мной у себя, в домашних условиях. Он просил справиться, не стеснит ли меня столь необычная форма приема. Я ответил, что весьма благодарен за высокую честь, и зашагал вслед за девушкой. Спустились на первый этаж, и Мэри шепнула: здесь живет господин Карл. Весь этаж — его, так сказать, квартира. И добавила, что вечером будет ждать меня.
Вслед за Мэри, по сплошным коврам, я медленно, по-кошачьи неслышно двигался по лабиринтам комнат, удивляясь, как ловко девушка находит дорогу. Она, судя по всему, здесь бывает нередко…
Кажется, последняя дверь.
Я громко произношу установленное приветствие, и Карл с досадой поднимает руку: да, да, понятно, только тише… Он в махровом цветастом халате, среди зеркально-коврового великолепия возлежит на диване. Вокруг него подушки, лоб обвязан ослепительно-белым платком.
— Мне бы сейчас лежать, — жалобно говорит он. — Но нельзя. Дела не позволяют. Пожалуйста, Ри, подвиньте стул молодому человеку. — Мэри подносит к дивану мягкий резной стул, и Карл, закрыв глаза, удовлетворение кивает. — Умница, Ри. Теперь оставь нас. Женщинам не все нужно знать.
Мэри закрыла за собой дверь. Карл шумно вздохнул и пожаловался:
— Не знаю, что делать… Совсем не спал эту ночь. Лезут и лезут кошмары… И все из-за прогулки по небесам. А тебе как спалось?
— Тоже неважно.
— Вот как, — удивился Карл. — Неужели из-за прекрасной особы? Вредно, значит, ходить по гостям, — пожурил он.
— Эта девушка — удивительный человек. С ней было интересно.
— Не сомневаюсь, — усмехнулся он. — Ты, гляжу, не теряешься. То за женой почтенного Крома приударил, то мою помощницу обхаживаешь… — Мне стало неприятно, и я поспешил перевести разговор на другую тему.
— Меня тревожит судьба Филиппа, — сказал я. — Он может умереть.
— За ним надлежащий уход, — прищурился Карл.
— Я был у него. Больных не кормят.
— Безобразие. Но ты не волнуйся. О Филиппе я побеспокоюсь.
— Спасибо, господин Карл.
— Филиппа не забывай, навещай почаще. Все-таки твой каторжный приятель, — засмеялся Карл. — А с девушкой… не балуй! — погрозил он указательным пальцем с огромным перстнем.
— И еще меня тревожит судьба Бо.
— Прошу не напоминать, — вспыхнул Карл. — А то принципиально оставлю под землей.
— Извините, господин Карл.
— Да и работы о космосе не вижу. Без нянек не можешь. Ладно, приду в себя, что-нибудь создадим.
Карл со стоном поднялся, прижал ладонь ко лбу и направился к расписной инкрустированной конторке. Распахнув снизу золоченые створки, он вытащил высокую голубую шкатулку.
— Моя голубая мечта, Чек. Только уже бывшая. Все опротивело, хочется чего-нибудь свеженького, чистого.
Вернувшись на диван, Карл открыл шкатулку и… снова ее закрыл.
— Нет, погасла мечта. А баловник я был хоть куда. — Он подал мне шкатулку. — Полюбуйся, оцени. Скажи веское слово. Может быть, я вдохновлюсь на стихотворение. Впрочем, каждая из них достойна поэмы. Только погасло, погасло…
В шкатулке оказались куколки-голяшки величиной с ладонь. Куколок было не менее сотни, на спине у каждой четко выделялся номер. Что бы это значило? Карл с куколками играет?
Увидев мое удивление, Карл покачал головой.