Будни и праздники
Шрифт:
— Ну, это уж ерунда.
Наступило молчание.
— Короче, девочка начиталась всяких книжонок, насмотрелась кино и телефильмов о спортивных суперменах… И нашла своего героя! — резюмировал Юрий Сергеевич, нашаривая на столике сигареты, хотя обычно в спальне не курил. — Ты, пожалуй, права. Эту историю следует прекратить.
Заседание в институте закончилось поздно. Юрий Сергеевич со своим заместителем вышли на улицу. Вечер был прохладен. Под напором мечущегося ветра деревья шумели о чем-то своем, непостижимом людям…
— Пешком пройдемся, Михаил
Осмотрительный заместитель вперился в небо.
— Ничего, не размокнем…
В облаках таились отсветы невидимых звезд. На асфальте пугливо метались сухие листья. Фонари и светильники в синем сумраке горели особенно ярко.
— Воля ваша. Начальству положено подчиняться, а я человек дисциплинированный, — согласился Михаил Степанович, удобней подхватывая увесистый портфель.
Занятые своими мыслями, они шли по широкой улице, которая убегала к скверу, осыпанному множеством огней.
…И вдруг, словно прорвав свод небес, обрушился тяжелый ливень. Асфальт сразу стал темным и засверкал, будто облитый нефтью. Редкие прохожие кинулись в укрытия. Из водосточных желобов начали низвергаться пенистые водопадики…
— Что я говорил? Вот вам прогулочка! — вроде бы даже со злорадством воскликнул Михаил Степанович.
Мимо кенгуриными прыжками проскакал парень в замшевом пиджаке и залатанных джинсах. Следом за ним, прижимая к сердцу белый кулек, просеменил толстый старик, прикрывающийся уже намокшим зонтиком.
— Есть ведь запасливые люди!.. Или даже спят с зонтом? — засмеялся Юрий Сергеевич.
Михаил Степанович бросил на него неодобрительный взгляд, ибо, очевидно, мысленно упрекал себя в том, что не столь предусмотрителен, как они.
Неужели всего десятки минут назад на этих скамейках сидели, а по аллеям, сейчас заваленным мокрыми листьями, прогуливались люди? Летели сплошные струи дождя. На асфальте горело холодное желтое зарево. И особенно пустынным казался сквер из-за бесчисленных светильников, которые раздольно освещали скамьи и газоны, затопленные водой…
Внезапно из боковой аллеи вышел невысокий парень с девушкой на руках, крепко обхватившей его шею. Девушка с головой была укрыта пиджаком, а парень, казалось, только что вылез из реки — насквозь мокрая рубашка облепила его спину и сильные плечи. В озаренном разливом света безлюдном сквере, неторопливо бредущий под ливнем по влажному асфальту, казался он Иваном-царевичем, после долгих скитаний отыскавшим свою Василису Прекрасную…
— До чего хорошо! — негромко произнес Юрий Сергеевич. — Это же стихотворение наяву!.. Простите, Михаил Степанович, вам не приходилось носить на руках собственную судьбу?
— Завидую вашей нестареющей душе, — брюзгливо отозвался тот. — Лично я считаю — лучше бы они бежали каждый собственными ногами. Чтобы меньше промокнуть.
Юрий Сергеевич с нескрываемым сожалением глянул на него.
— Вот как?.. Несомненно — это было бы практичней.
Они скоро догнали парня. Он оглянулся, и Юрий Сергеевич встретился с его глазами, которые сияли счастьем. То, что испытывал в эти минуты этот рыцарь в сочащихся водой туфлях и с прилипшими ко лбу прядями мокрых волос, объяснять не
Взгляд Юрия Сергеевича остановился на поджатых ногах Василисы Прекрасной, обутых в коричневые «танкетки». Резко остановившись, он проводил влюбленных долгим взглядом.
В комнату Люся вошла молча.
За окном город тонул в густеющих сумерках. А в чистом небе, над полоской зари, острым голубым кристаллом сверкала звезда.
— Дочь, можно с тобой поговорить? — шагнув к ней, спросил Юрий Сергеевич.
Люся с удивлением глянула на отца.
— Слушаю тебя, папа.
— Как его зовут?
Глаза девушки вспыхнули радостью, потому что лицо отца сказало ей все.
— Пусть приходит к нам, — сказал он и положил руку дочери на плечо.
Молча смотрели они на сверкающую в небе голубую звезду — древнюю, как мир, и вечно юную, известную всем и каждый раз открываемую заново, таинственную, непостижимую и прекрасную, как сама человеческая любовь…
СВЕТЛЯЧОК
Я никогда не видел такого места, в котором скопилось бы столь неисчислимое множество светлячков! Голубые искры горели в траве и под деревьями — они ярко переливались, расцвечивая темноту кустов, и бледно, едва заметно поблескивали на поляне, освещенной луной: темь выявляла силу маленьких огоньков, а на свету они гасли совсем. Их было так много, что даже звезды, если прищурить глаза, тоже чудились светлячками. Порой трудно было разобраться — они ли мерцают сквозь ветви многолетнего платана, или то голубеют живые светлячки, притаившиеся на его широких листьях.
..Это было поистине чудесное, неповторимое зрелище!
Мы с приятелем сидели в парке дома отдыха, молча любуясь волшебной картиной. Да и весь этот вечер казался выхваченным из когда-то слышанной сказки: даже дымчатые волокна легких облаков, быстрое перешептывание листьев и далекий, вполне обычный ночной лай собак казались странными, почти фантастическими…
Внезапно около меня загорелся светлячок. Приятно было на него смотреть — столь безмятежно он горел, излучая ровное прозрачное сияние… Я нагнулся и поднял его. Огонек сразу погас.
— Какая скромность! — пошутил я. — Ощутил, что на него обратили внимание — кончено дело. Потух.
Приятель рассмеялся.
— Слушай, я вспомнил о другом светлячке, — сказал он. — Пожалуй, история о нем как-то перекликается с твоими словами… Если хочешь — послушай.
Года два назад я повредил ногу и более месяца провалялся в клинике. В одной палате со мной лежал мальчуган лет восьми — этакий маленький самостоятельный мужчина. Все называли его Светлячком — так его окрестил кто-то. Возможно, потому, что малец весь был светленький: пшеничного цвета волосы, белые брови, светлые глаза. Отличался Светлячок непоседливостью и постоянно шнырял по палатам. Впрочем, это никому не мешало, ибо был он ненавязчив и никуда не лез.