Будни контрразведчика (в ред. 1991 г.)
Шрифт:
– Кто эти люди? – спросила Киска.
– Не знаю. Я даже не знаю, на кого они работают. И не собираюсь выяснять.
Агенты все не уходили, они совещались о чем-то вполголоса.
– Надевай пальто, крошка. А мне в гальюн.
Командор скрылся в ванной, и Киска торопливо нацарапала в темноте на листке бумаги: «Кто бы вы ни были пожалуйста помогите мистеру Бейтсу, он в полиции или у мистера Димитриоса. Ваша Дж. Кафф (мисс)».
Она выбросила записку с балкона. Листок затрепетал на ветру и стал медленно опускаться. Но Киска так и не узнала,
Стрелки часов подходят к половине двенадцатого. С минуты на минуту появится морской патруль. В таверне танцуют под варварские ритмы джаза.
– Станцуем, дорогой? – спрашивают за спиной у Рональда. Рональд оборачивается и видит нежно улыбающегося Димитриоса.
– Пора домой, милый мистер Бейтс.
Двое злобных головорезов хватают Рональда под руки и тащат из зала, словно он мертвецки пьян, и они, его дружки, хотят отвезти его домой. Несколько громил ждут на улице. Рональд отбивается, но его тянут к машине, где уже открыта задняя дверца. И в эту минуту издалека доносится вой полицейских сирен. Рональд вырывается и бежит прочь, не разбирая дороги. Чем-то тяжелым и твердым, наверно, рукояткой пистолета, его бьют по затылку. Рональд теряет сознание.
Так заканчивается четверг, 11 ноября, самый богатый событиями день в жизни Рональда Бейтса.
4.
ПОРА, КОГДА ЦВЕТЕТ СИРЕНЬ.
«Два дня назад произошло одно из самых досадных недоразумений в истории нашей страны (говорилось в передовой статье «Дейли мейл»). Из-за вопиющей небрежности начальника Особого управления Скотланд-Ярда был злодейски убит прибывший к нам с государственным визитом глава дружественной державы. Напрашивается вопрос: когда же Эдварда Бойкотта, чья непростительная безответственность сделала возможным подобное преступление, уберут с ответственного поста, на который его вообще не следовало назначать?»
Кислятина Крэбб читал за завтраком газету в своем маленьком уютном коттедже недалеко от Доркинга.
«Будем надеяться на скорейшее выздоровление и возвращение к работе надежного и опытного руководителя мистера Крэбба, которого во время его болезни Бойкотт замещал. Мы уверены, что он сумеет исправить тяжелое положение, создавшееся в системе нашей внутренней безопасности».
Эта статейка сыграет определенную роль, если меня представят к ордену «Британской империи», – подумал Кислятина и по обыкновению задал себе вопрос, на который сам и ответил.
В. Сколько еще продержится Бойкотт?
О. Его вынудят подать в отставку сегодня же. А сообщение в прессе появится до пятницы.
В комнате зазвонил один из трех телефонов – прямой провод из управления службы безопасности.
– Дорогая, возьми, пожалуйста, трубку, – попросил Крэбб свою маленькую, седую, улыбчивую в отличие от супруга жену.
– Ах, доброе утро, мистер Лавлейс.
Крэбб отрицательно замотал головой.
– Нет, к сожалению не лучше, а скорее хуже. Крэбб громко застонал. Он не собирался показываться в управлении по крайней мере еще
– И вдобавок Бойкотт так его подвел. Для больного человека всякое потрясение…
Кислятина взял отводную трубку. Бакстер Лавлейс говорил:
– А у меня новость, которая его порадует. Под давлением сверху – вмешался парламент и даже королевский двор – это чудовище Бойкотт был вынужден наконец подать в отставку.
Больной вскочил и начал лихо отплясывать шотландский танец. А когда его жена закончила разговор с Лавлейсом, Крэбб снова взялся за «Дейли мейл».
«Но Бойкотт должен нести ответ не только за смерть президента. Ему предъявлено также обвинение в нарушении служебной этики. Вчера Джозеф Кромески, жертва войны, возбудил судебное дело о возмещении морального ущерба – его жену бесчестно соблазнили. И кто же? Один из сотрудников Бойкотта. С ведома шефа это негодяй, используя свое служебное положение…»
Тут случилось нечто небывалое. Крэбб издал горлом странный звук и схватился за грудь.
– Что с тобой, милый? – испугалась жена.
– Ха-ха-ха-ха-ха! – Крэбб смеялся.
– Артур! – за тридцать лет совместной жизни жене не довелось видеть на лице Кислятины даже тени улыбки.
– Ха-ха-ха-ха! – хохотал Крэбб, не в силах остановиться.
– Артур, чему ты… – она с трудом заставила себя произнести это слово, – смеешься?
– Ха-ха! – Кислятина ткнул было пальцем в газету, но вдруг лицо у него окаменело, и он, смолкнув, повалился на пол.
– Удивительный случай, – сказал через полчаса врач, обернувшись к рыдающей вдове. – Я, признаться, слышал, что люди умирают от смеха, но вижу такое впервые в жизни.
«Цветет сирень в моем саду.
А под окошком у меня
Улыбаются гвоздики…»
Рональд, раздетый догола, распятый, как Христос, на шведской стенке в огромном гимнастическом зале, читал про себя «Грантчестер». Но внутренней силы и выдержки любимые стихи ему не прибавляли.
– Где Кассагалис? – в двадцатый раз спросил Димитриос.
– Не знаю! – крикнул Рональд.
– Двинь-ка ему еще, Тассо. В живот (лицо у Рональда давно превратилось в кровавое месиво).
– О-о-о-о-о-! – взвыл Рональд.
– Попробуем другой вопрос. Что вы знаете о «Девяти музах»?
– Кассагалис говорит…
– Не то, что говорит Кассагалис, а то, что вам сказали в Лондоне.
– Я не помню. Я тогда выпил слишком много коньяку, я опьянел, и все вылетело у меня из головы.
– Дурацкая отговорка. Глупо. Адонис, попробуем, что-нибудь другое.
– Зачем вы меня мучите? Я ничего не знаю!
– И все-таки, дорогой мистер Бейтс, скажите мне, пожалуйста, где находится Кассагалис. Я очень вас прошу.
– Англия, земля родная! – весело воскликнул командор Солт, спускаясь по трапу с океанского пакетбота вслед за бледной, еле держащейся на ногах Киской. Они вернулись кружным путем: восточный экспресс до Парижа, автобус до Брюсселя, затем в наемной машине до Остенде, пересекли на пароме Ла-Манш и прибыли в Гарвич. «Никому и в голову не придет искать меня в Гарвиче», – самодовольно размышлял Солт.