Будни Севастопольского подполья

Азбукин Борис Павлович

Валя словно бы очнулась, взгляд ее оживился.

— Я не за себя, за мать боюсь! — сказала она. — Что с ней теперь будет?

Костя, не выпускавший руки Вали, почувствовал, что ее бьет озноб.

— Ну чего ты? Курц ведь сам полез. Все это видели. И Шульц не станет из-за Тигра кровь себе портить. Ты же слышала, как он его отчитывал?

Шульц был потрясен происшествием. Нет, он не жалел Курца! Дьявол с ним, с этой рыжей ищейкой. Туда ему и дорога! По крайней мере, теперь он, Шульц, навсегда избавлен от доносов. Но его заячья душа трепетала. А что, если пойдет слух, что это не случайность, а преднамеренное убийство? Тогда

хлопот не оберешься. Не миновать допросов в комендатуре жандармерии, а то и в СД у Майера. А вдруг там приятели Курца скажут: «Курц был прав. Ты распустил этих русских свиней! Ты потакал им, ты в ответе». Чего доброго, еще на фронт угодишь. Нужны свидетельские показания, факты, которые начисто бы отмели всякие подозрения. Он-то хорошо знает, как ненавидели Курца рабочие. Но обвинять этих русских, старика отводчика или девчонку-лебедчицу, которая так ловко спровадила на тот свет жандарма, конечно, не стоит. Невыгодно неопасно. Как бы получше выскользнуть сухим из этой грязной истории?

Трепеща, Шульц внешне держался спокойно. Опрашивая старого грузчика и лебедчиц через переводчика (а переводчик тоже может оказаться свидетелем!), Шульц обстоятельно выяснял все подробности.

— Ты говоришь, предупреждал господина жандарма об опасности?

— А как же, господин Шульц! Конечно. Вот они слышали, — Николай Андреевич указал на лебедчиц и Костю с Колей. — Спросите их. Да и вы ему говорили, чтобы он не мешал работать.

— О да, я ему говорил. Очень серьезно говорил, — подтвердил Шульц, обращаясь к переводчику и стоявшему рядом боцману. — Ты не забудь сказать об этом господину жандармскому офицеру, который сейчас приедет, — обернулся он к отводчику.

Потом Шульц спросил Валю:

— А ты что скажешь?

— Я… я затормозила лебедку и за грузом не видела, кто там стоит у люка…

— Почему ты не отвела груз к борту?

Валины глаза, полные смятения и мольбы, остановились на Косте.

— Она не могла отвести груз, господин Шульц! — ответил за Валю Костя. — У нее лебедка неисправна.

Переводчик перевел Шульцу реплику Кости.

— О! Это важное обстоятельство, — отметил старший надсмотрщик и подошел к лебедке.

— Врет он, сто чертей! У нас все лебедки в порядке! — воскликнул корабельный боцман, багровея.

— Да вы сами посмотрите, господин Шульц, шестерни перекошены. Как можно на такой лебедке работать? А лебедчица новенькая…

Это был именно тот факт, которого не хватало Шульцу.

— О, да, да! Это будет очень важно для господина жандармского следователя, — ответил он. — На этой лебедке и опытный грузчик не сумел бы предотвратить несчастья.

Услышав это, Валя поняла, что для нее опасность миновала. И спасена она снова вот этим улыбчивым, никогда не унывающим парнем. Когда он сумел обнаружить неисправность?

Вскоре явился следователь морской жандармерии и осмотрел место происшествия. Поговорив с Шульцем и боцманом, он направился в конторку и подал знак лебедчицам, старому грузчику, а также Косте и Коле следовать за ним.

Часа через два Шульц проводил офицера и остановился возле своей конторки. Допросом и составленным актом о «несчастном случае» он остался доволен. Теперь эта дохлая рыжая собака ему не повредит.

С пристани Валя пошла не домой, а к Фросе и осталась у нее ночевать. Матери не было, она уехала в Симферополь, а сидеть дома одной ей было невмоготу.

После волнений и страхов,

пережитых за этот день, нервы ее были взвинчены до предела. Даже сейчас, вдвоем с подругой в комнатке, когда усталое тело с наслаждением отдыхало на мягкой кушетке, она снова и снова перебирала и восстанавливала в памяти события этого дня, возвращалась к допросу Шульца.

Как она растерялась! Не знала, что отвечать. Не будь Кости, она бы запуталась, и ей бы не выкрутиться. Он вовремя подоспел. Так же вовремя, как и в концлагере, как два месяца назад, когда помог избежать отправки в Германию. «Что им руководит?» — спрашивала она себя.

Фрося, стелившая себе постель, будто прочитала ее мысли.

— Скажи за все спасибо Косте. Кабы не он, несдобровать тебе.

Валя вздрогнула, удивленная совпадением мыслей.

— Это же он твою лебедку испортил!

— Как испортил?

Валя приподнялась на локте и с удивлением смотрела на улыбавшуюся подругу.

— Ты тогда как слепая стояла. А я-то видела, как он гайки отвинчивал.

— Неужели это он подстроил? Ведь могли заметить!

— Конечно, могли. Попадись он на глаза боцману — ему бы крышка. А не повреди он лебедку — тебе бы крышка.

Фрося легла в постель и затихла.

А Валя заснуть не могла. Оказывается, ради нее Костя рисковал жизнью, подвергал себя смертельной опасности! Если б заметили, как он отвинчивал гайку, не миновать бы ему застенков СД! Надо обладать большим мужеством, чтобы так поступить. Какой он чуткий, смелый, как умеет постоять за товарищей и за себя.

Самоотверженность, проявленная Костей, затронула самые нежные и чувствительные струнки девичьей души. Образ улыбчивого парня в матросской тельняшке, с коротким, немного смешным хохолком не покидал ее. Она всегда чувствует на себе его взгляды. Но почему, когда она случайно перехватывает их, он отворачивается, краснеет?

Валей вдруг овладело смутное предчувствие какой-то большой радости, ожидания чего-то. И даже во сне чуть заметная улыбка долго еще не угасала на ее истомленном, порозовевшем лице.

Предательство

I

Радио принесло волнующую весть: части Красной Армии освободили Тернополь, вышли к Днестру, бои идут у ворот Крыма — на Перекопском перешейке.

С раннего утра на Лабораторной Жора Гузов и Ваня Ливанов печатали двадцать пятый номер «За Родину». Александр спешил закончить воззвание к населению города. Лида сидела у окна и шила крохотный чепчик. Одновременно она следила за улицей, за Петькой, который сидел под забором на той стороне и что-то строгал. В случае опасности он должен был подать сигнал.

Сиял мартовский день. Снег сошел с холмов и полей. Только горные вершины были еще покрыты сверкающими на солнце снежными шапками. Земля оттаяла. У заборов пробивалась первая весенняя травка.

Мостовая грохотала. Расплескивая лужи, мчались на север тягачи с пушками, грузовики, набитые солдатами, продовольствием и фуражом. Фашисты спешили с подкреплениями фронту.

Заметив старосту, проходившего под окнами, Лида напряженно ждала, не раздастся ли стук. «Нет. Не к нам», — облегченно вздохнула она и бросила взгляд на мужа. Александр смотрел в окно на садик, террасками взбиравшийся в гору, и машинально приглаживал расческой волосы. Высокий, худой, негнущийся.