Будьте здоровы и держите себя в руках
Шрифт:
А после второй рюмки все выложил бы. Конечно, я всех предупредил бы заранее, что, мол, друзья мои, это, мол, государственная тайна и вы ее никому, пожалуйста, не рассказывайте.
Тайны шевелятся, наверное, внутри человека, который их носит в себе, и мешают ему жить. Тайны – как глисты.
Некоторые люди к тайнам относятся очень серьезно.
С серьезным лицом, насупив брови, выпятив вперед мужественный подбородок.
Сейчас как-то вообще все стали очень серьезными. Сжали кулаки, стиснули зубы и ищут тех, кто разглашает государственные тайны.
Ощущение такое, что часть общества носит в себе государственные тайны и ищет тех, кому можно их сбагрить, а другая часть общества этих носителей тайн хочет поймать и обезвредить.
А я, между прочим, еще в СССР знал одного настоящего хранителя государственных тайн. Настоящего разведчика. История его жизни очень богатая. Можно было бы написать роман. Но здесь я совсем коротко. Этот человек был резидентом во многих странах мира. У него было несколько дипломов о высшем образовании. Причем, разных. В частности, он закончил Академию художеств в Праге. Он был коммивояжером – продавал меха где-то в Европе; был антикваром – чем-то торговал в Африке. В общем, у него было много профессий, и он свободно говорил на разных языках. В одной его жизни заключалось как минимум пять.
Засыпался он в Париже.
За ним следили. Был хвост. Наш герой, видимо, уже был в состоянии психоза. Он зашел в православную церковь и стал там молиться… по-русски. Его тут же и взяли. Он несколько лет провел в тюрьме во Франции. Не раскололся. Выдавал себя за француза. Потом его поменяли на их шпиона. Не знаю, так ли это происходило, как в фильме “Мертвый сезон”? Помните? На мой взгляд, это лучшие кадры в картине.
Находясь в СССР, наш разведчик несколько лет продолжал говорить по-французски, считая, что его все еще проверяют.
Ко мне в отделение Института психиатрии он поступил спустя очень много лет после описанной истории. В депрессии. Он все еще никак не мог себе простить провала.
Внешне и по манерам это был абсолютный, какой-то даже киношный, иностранец-аристократ. Худой, подтянутый, с тростью, на верхней губе – тонкая щетинка усов, очень аккуратно подстриженных. На голове – ровный пробор. В общем, голубая кровь, белая кость. Это был настоящий хранитель государственных тайн и совершенных секретов. Однако что-то было в нем странное и наивное.
Я был поражен, когда узнал, что он, для того чтобы искупить свою вину, отправил служить своего сына, который вырос практически без него, на китайскую границу. Тогда это была самая неспокойная точка в СССР. Но об этом никто не знал. Все говорили об острове Даманский, но то, что столкновения и бои происходили, например, в Семипалатинской области, скрывалось.
Фильм “Тайна двух океанов” я очень люблю до сих пор и смотрю его как минимум раз в год. Это продолжение темы “государственная тайна”. В честь этого фильма в одном ресторане, где вот уже семнадцать лет я придумываю названия блюд, селедка под шубой называется “Тайна двух океанов”.
Да, разновидностей тайн очень много. Вот врачебные тайны я умею хранить. Врачебные тайны – это когда нельзя, чтобы кто-то узнал о том, что твой пациент лежал в психиатрической больнице, потому что ему это может навредить. Особенно разглашать эту врачебную тайну было опасно в СССР. Вот эти врачебные тайны я хранил и храню.
Собственно говоря, ими мало кто сейчас интересуется. Да я и забыл их почти все.
Одну только помню. Сейчас я вам ее раскрою. Не до конца, конечно…
В свое время, лет тридцать назад, я снял диагноз серьезного психического заболевания у одного симпатичного человека. Дело в том, что он попадал в тему моей кандидатской диссертации. Название которой звучало так: “Благоприятные исходы на уровне практического выздоровления при юношеской одноприступной шизофрении”.
Надо сказать, что диагнозов, однажды поставленных в психиатрических больницах, не снимали никогда. Но тема моей диссертации это позволяла делать. Я был первым, кто этим тогда занимался в нашей стране.
Я встречался со своим пациентом десятки раз и написал толстую, так называемую клиническую историю болезни. Мы симпатизировали друг другу. Потом я показал его широкому консилиуму академиков и профессоров во главе с легендарным и одиозным А.В. Снежневским. Психиатрический диагноз (какой, не скажу) был снят. Мой пациент был мне очень благодарен. Естественно, ведь диагноз ему очень мешал. Приходилось скрывать эту тайну даже от жены. Не говоря уже о том, что невозможно было делать карьеру, водить машину, ездить за границу, которую к этому времени уже открыли. Везде нужна была справка из психоневрологического диспансера.
Прошли десятилетия. Я стал достаточно известным художником. А он, мой подопечный, очень крупным, часто цитируемым государственным чиновником самого высшего звена.
И вот однажды мы встречаемся с ним на одном большом приеме, в одном большом ресторане по случаю дня рождения одного очень большого средства массовой информации.
Я с улыбкой и протянутой рукой иду ему навстречу через весь длинный зал со словами: “Как я рад вас видеть, наконец, дорогой, Алексей Семенович (имя изменено)!” В этот момент он краснеет, потеет, в глазах его ужас, и он спрашивает меня: “А разве мы с вами знакомы?” Я опешил ненадолго. А потом как-то все быстро понял и тихо на ушко сказал ему: “Алексей Семенович, да вы не волнуйтесь, я очень хорошо умею хранить врачебную тайну. Никто никогда ничего не узнает. Успокойтесь”.
Я потом подумал, что, занимая первые посты в государстве, он все время боялся встречи со мной. Боялся, что тайна его будет раскрыта. Ему было тяжело.
Он не мог представить себе, что его доктор, знавший о нем все и даже больше, вдруг сделается публичным человеком.
Он не мог представить себе, что у нас будет много общих знакомых.
Каждый день, раскрывая газету “Коммерсантъ” (а он не мог ее не читать), он встречался с моей фамилией. А часто видел ее и на обложке газеты.
Да, ему было нелегко…
Нет, смотрите, все-таки я умею хранить тайны.
Будьте здоровы и держите себя в руках, сталкиваясь с тайнами.
44. Совсем простые вещи
Вторая половина XX века и начало XXI – время гениальных научных открытий. Да вы о них и сами знаете, и ежедневно ими пользуетесь, поэтому я не буду здесь заниматься их перечислением.
А вот теперь скажите мне откровенно, как вы относитесь к чайникам? Да нет, не к тем, что за рулем, и не к тем, что на элементарный вопрос отвечают растерянно и невпопад, – а к обычным заварочным чайникам. Сколько я их повидал в разных странах мира! Да и дома у меня несколько экземпляров: японские, китайские, отечественные, подаренные, купленные. И даже один украденный в итальянском кафе. Виноват, конечно, но он мне очень понравился, и я не удержался – проявил элементы клептомании.