Шрифт:
Во всей Уфе не сыскать человека, видевшего бы свою жизнь настолько странной и запутанной, какою видела её Алина. Потому и любила она гулять по Уфимской набережной – настоящему лабиринту для машин, велосипедов и пешеходов, каждый из которых движется к своему счастью. И счастье, может быть, блеснув волнами реки Белой, ускользает от них, как бежало оно и от Алины.
Судьба Алинина сплеталась её характером, а характер вызревал
И Алина подражала старшей, во всей детской полноте отдаваясь жертвенному служению матери и надеясь в её глазах разглядеть своё счастливое отражение.
Но мама глядела сквозь и оторванное Алиной от души принимала со скукой.
Тогда Алина, подобно младшей сестрице, редким алмазом красовалась, примеряя на себе неведомое отцовское восхищение. Но и его глаза холодили усталостью и равнодушием.
И, не имея где согреться, Алина отсиживалась в своей комнате, не зажигая света, и глядела на город и синюю церковную колокольню, похожую на свечку. Или сбегала из дома и гуляла по улицам вдоль витрин промеж живых и неживых манекенов со стеклянными глазами, таская за собою и соседского мальчишку Славика – её одноклассника и терпеливого друга.
Когда старшая сестра возросла и покидала родной дом, Алинка рыдала во весь голос и хватала её за ноги. Мама же холодилась душой, чтобы приготовиться к одиночеству, и замужество дочери приняла, как принимают неизбежную старость и смерть. Но зато и материнский свой долг определила сочтённым.
Алина же подолгу вглядывалась в колокольню, в синее небо и, надеясь на их помощь, прикидывала очередной план завоевания родительских теплот.
И иногда ей удавалось увидеть своё отражение в маминых глазах, когда хвалили её в школе или соседи восхищались Алинкиной приветливостью. Тогда мама улыбалась ей коротко, и Алина снова бежала к окошку – смотри, мол, колокольня, мама любит меня!
И, то ли от пожилого одиночества, то ли от внезапной тяжкой болезни, какая открылась в ней, но мама и впрямь ближе сошлась с Алинушкой, на которую по её двенадцатилетию уже вполне полагалась, как когда-то на старшую.
И Алина, если попадалась ей на глаза колокольня за окном, улыбалась ей с благодарностью. И благодарность эта теплила её сердце с избытком, а от того и мама, чуя остывающей душою дочернюю теплоту, грелась, ластилась, и теперь Алина видела себя в её светлых глазах.
Однако вскоре мама совсем разболелась и, как ни уговаривала
Когда её похоронили, Алина два дня просидела на кровати против окна. Она не плакала и с виду даже не грустила, а только дрожала головою, будто замёрзла.
Через несколько дней дрожь угасла и возвращалась лишь иногда, если Алине приходилось сильно уж переживать. Славик, друг её подручный, в такие минуты всё мечтал вырасти, стать врачом и вылечить Алинку.
Почти сразу после похорон отец поставил Алину на службу, и теперь ей самой приходилось свечкою жертвенной гореть, заменив мать. И она горела.
Сам отец утрату пережил тоже молча и своей печали миру не выказывал. Но взгляд его помутнел, говорил он мало и по делу, а утешался только яркой прелестностью младшей дочурки.
И Алина снова взирала на синюю колокольню за окном, а то и бродила вдоль церковного забора, в уме беседуя с Богом и убеждая Его дотронуться до папиного сердца. Но Бог не дотрагивался, и Алина, таская за собою и Славика, осмелилась уже и во внутренность церковную захаживать, расставлять свечки под иконами и надеяться, надеяться.
Но, безуспешно.
Первая волна взрослой жизни объяла Алину с головой, омыла противоречия, и Алина заблестела алмазом, наконец, видя восхищение, пусть и не в отцовых глазах, а во взглядах поклонников. А она и впрямь была до умиления хороша, что часто случается при соединении разнородных кровей. Как хороша Белая река, слившаяся с Уфой, как хорошо утреннее небо, слившееся с землёю на Востоке.
Жизнь завертелась ещё ярче, когда она вышла замуж за уфимского спортсмена-бегуна Виталия Проскунина, которого чуть ли не от рождения сердобольные родители нудили к великому будущему. Тем будущим Виталик и жил.
Оказался он великолепным бегуном на короткие дистанции, и первые годы оба они были преисполнены счастьем через край. Но потом спортсмен ослабел, остыл и, сам будучи звездой, уже стал вглядываться в смутный небосклон, выискивая новые звезды, вместо тускнеющей Алины, на неё же глядя стеклянно, как глядел на неё в своё время отец.
И Алина всем сердцем отталкивалась от мужа, как могла, опять молча бродила вдоль церковной ограды или пучками расставляла свечи под иконами, молясь о любви, о такой силе, какая всю жизнь грела бы её сердце.
Конец ознакомительного фрагмента.