Бухтарминские кладоискатели
Шрифт:
– Это не самые крупные, их я уже и не беру, – пояснил он, видя удивление ребят. – Куда их денешь, например, ребро, если размером оно с две оглобли? Я его и не донесу. Или челюсть целую. Хотя, впрочем, целых костей почти не бывает. Пока до меня какая дойдёт, её уже порушат – хоть монитором, хоть экскаватором.
– А как вы всё это определяете?
– Да ведь видно же, где бык, а где олень, например. Кое-что я научился определять с помощью учебника палеонтологии. Вот, глядите, челюсть шерстистого носорога – в моём представлении похожая на свиную, но гораздо крупнее. Верхние коренные зубы, стираясь, с торца образуют рисунок, напоминающий греческую букву «пи». Эта кость рассыпалась, но я её укрепил и реставрировал с помощью специально приготовленной замазки. Такой же, как замазывают стёкла в оконных рамах. Олифа, мел – вот и всё, что нужно. Этот рецепт я ещё с детства помню, когда жил в отцовском доме.
А вот эта огромная лобовая кость с отростками рогов сразу видно, кому принадлежит. Быкам, а точнее – древним бизонам. И вот что удивительно: вместе с костями иногда попадались и пучки шерсти красноватого цвета – наверняка мамонтовой. Вот, смотрите, я тут набрал в спичечный коробок. Пролежавшая тысячи лет, она почти выцветшая.
– Да, и тонкая, как паутина, – с удивлением сказала Надя, разглядывая небольшие пучки очень ломкой рыжей шерсти.
– А это что за штуковина? – спросил Стёпа, показывая на массивный обломок желтоватого цвета. – Я бы сказал, что это зуб, но очень уж он большой, прямо-таки гигантский.
– Да, верно, это зуб мамонта, – отвечал Станислав, наблюдая, как вытянулись лица ребят в недоумении.
– Если это зуб, то его хозяин должен быть величиной с трёхэтажный дом, – вполне всерьёз сказал Стёпа.
– Ты, Степан, был бы прав, если бы у мамонтов было тридцать два зуба. Но у них, как и у слонов, их всего по восемь. Клыки превратились в бивни, а резцы оказались ненужными и атрофировались. Так как растительную пищу они срывают хоботом, то осталось лишь по два коренных зуба на каждой стороне челюсти, зато видите, какие мощные! Настоящие жернова для перетирания травы и веток. За жизнь – а слоны живут до восьмидесяти лет – они у них меняются три раза, истираясь до основания, ведь вместе с травой попадает и земля, и песок.
– А это что за фарфоровая труба? – спросил Степан, взяв в руки желтоватый предмет круглого сечения.
– Разве не узнал? Это же бивень мамонта. Вернее, его обломок.
– А, и правда. Только он что-то крошится.
– Да, бивни сохраняются хуже других костей, – подтвердил Станислав, добавив: – А лучше всех зубы. Видите, тут их целая коллекция от разных животных. Как вы думаете: почему так много зубов?
– Они крепче, из-за дентина, и потому лучше сохраняются, – сообразил Роман.
– Верно, – согласился Станислав. – А я тут ещё другую теорию толкаю, почему зубов много относительно других костей. Да потому, что кости вместе с падалью жрали гиены. У них такая специализация – именно кости. А зубы они не могли разгрызть – слишком твёрдые.
– Интересно, – протянул Стёпа. – Вот бы посмотреть,что тут было двадцать тысяч лет тому назад!
– Читай Обручева «Плутония» или Рони «Борьба за огонь», – посоветовал Станислав. – Особенно вторая книжка. Там автор изобразил так, что всё кишит от страшных хищников: пещерные медведи, львы, саблезубые тигры. И все голодные, а самая лёгкая добыча – человек. А тут ещё ледниковый период наступил, холод. Единственное спасение – забраться поглубже в какую-нибудь пещеру. Этих пещерных людей так и называли – троглодиты. У них выживал, наверное, из тысячи один.
– А, кстати, кости древнего человека не попадались?
– Слишком сложный для меня вопрос. У нас в карьере всё перемешалось, и не поймёшь, где древнее, а где современное. Я же говорил про старинное кладбище, а там где их разберёшь – древние или не очень.
Когда закончили беглый осмотр, Станислав сказал:
– А теперь в путь. Но сначала мне надо сделать свою работу, и это займёт часа два. Вот стоят ваши сапоги – надевайте, без них на участке гидромеханизации делать нечего.
– Хорошо, мы посмотрим вашу работу. А что такое маркшейдер? – не выдержала Надя. – Слово не очень нам знакомое.
– Маркшейдер? Если в переводе с немецкого – это человек, специалист, рисующий, определяющий марку. А что такое марка? Точка на местности, условная или отмеченная штырём, пирамидой. И главное – её местонахождение должно быть определено, то есть вычислены её координаты. А если знать координаты, то с этой точки можно делать геодезические съёмки и рисовать карту, план, считать объёмы, что хотите.
– А-а, понятно. Это как мореплаватели секстантом определяют широту и долготу.
– Там очень приблизительно, а нам нужно точно. От этого зависит многое, в том числе зарплата. В общем, маркшейдер – это то же, что геодезист в приложении к горному делу. А ещё это козёл отпущения.
– Как это?
– А так, что маркшейдера сделали человеком, отвечающим едва ли не за все цифровые данные на руднике. Но это долгий разговор, к нам не относящийся.
– А что сейчас вы будете делать?
– Замерю углы теодолитом, а в конторе вычислю координаты.
– В общем, сплошная математика?
– Да, можно сказать, тригонометрия. Кто в школе её освоил, тот легко может выучиться на топографа. А топография – это простейшая геодезия.
Когда Станислав поставил инструмент на штатив, все по очереди заглянули в окуляр.
– Ой, а там всё вверх ногами!– удивилась Надя. – Почему?
– Свойство оптики переворачивать. Но это не мешает в работе.
– Как это не мешает, неудобно же!
– Надя, ты как моя реечница! Увидела, что всё кверх ногами, – и теперь одной рукой держит рейку, а другой придерживает юбку. Я же её вижу кверх ногами. А ещё студенты рассказывают такие байки. Работают студенты-горняки с теодолитом. Подходит дряхлый старичок: «Ребятки, дайте взглянуть, что вы там всё смотрите, никогда не видел». – «Что ты, дед, сидел бы на своей печи и не рыпался! Иди своей дорогой». – «Жаль, ребятки, прожил жизнь, а в трубу не посмотрел». А дед-то был известный на весь мир профессор геодезии, знаменитый Келль. Горняки-то его не знали.
– Это анекдот? – спросил Роман.
– Нет, почему же, профессора, особенно умные, любили подшутить. Ну вот, теперь можно идти искать древние мослы. Знаете, хожу туда почти каждый день и всегда чувствую волнение: вдруг да сегодня попадётся что-то необыкновенное? Азарт кладоискателя, а в данном случае клад этот может оказаться куда значительнее, нежели пиастры или фунты стерлингов. Вот увижу белое пятно в забое – и так забьётся сердце: что там, какой зверь, в какой сохранности? А вдруг да такой, что и науке неизвестен? Хотя фауна четвертичного периода хорошо изучена и сюрпризов ждать нечего. Получается, сам себя обманываю.