Букет белых роз
Шрифт:
— Велдон, он никак не может угомониться. Сделай что-нибудь!
— Ох, прости, сейчас не самое время, — обращаясь ко мне, решительно проговорил Рей и затем устремил свой взгляд в сторону источника сумасшедше-страшных воплей. — Видишь, как твой безумец извивается? Пойду, проведаю его.
Он только собрался переступить залитый светом порог, но, поднявшись с дивана, я пересекла его действия:
— Постой. Я тоже… я хочу видеть его.
— М? — томно откликнулся Велдон. На его шее покачивался серебристый
И вновь повторение настойчивых, горьких слов:
— Отведи меня к нему.
***
Если бы я не знала, что ждет меня, то потеряла способность говорить. Правильно мыслить.
Правильно дышать.
Остальные перебрасывались словами на полутонах.
— Ну, Пятый Игрок, чего так гаерничаешь? На тебя что, дурь напала?
Я слышала стоны и рычание, смешанное со звуком металлического дребезжания.
— Бедный Сактклифф… И что его теперь ждет?
Кто-то усмехнулся.
— Он сам виноват. Ведь именно из-за него погибла Эрика.
Осталось несколько секунд. Я войду в закулисный мир этой Игры и пойму, что праздник на их сцене — только условность. Я уверена, что не достигну с ними колеи.
— Проходи.
Все вокруг меня обрисовалось в тусклых красках.
Но только не волна вишневых волос и одичалый зеленый взгляд.
— Мы заперли его здесь, а то натворит всякое, — усмехнулся Велдон и добавил: — Так будет спокойнее.
Смотреть на то, как мучается жнец, было выше моих сил. Не выдерживала. Не получалось.
Алый…
Вне всяких сомнений я бросилась к этой клетке. Ее запоры выглядели довольно крепкими. Я опустилась на колени, обхватив пальцами решетки.
Сатклифф изводился, как новый побратим, многократно бился о стены клетки и смеялся, падая в эту истеричную утопию.
Утративши власть над своим разумом, он не понимал, что делает; любое его действие было ошеломительным и непредсказуемым.
Когда он увидел меня, то расширил улыбку и занес руку для броска. Ножницы полетели в мою сторону и врезались лезвиями в пальцы, когда я, защищаясь, подняла руки.
Велдон подбежал ко мне.
— Совсем сдурела? Уже взрослая, а элементарных вещей понять не можешь.
— Каких еще вещей?
Его слова прозвучали как взрыв:
— Он опасен. Разве не видно? Когда его одолевает безумство, воображение предпочитает аморальный тип образности. Эта своевольность может повториться в любой момент, так лучше обходить клетку стороной. Мало ли что будет…
Я снова посмотрела на свои раненные пальцы. Смешно и грустно: ничто во мне не меняется. Десять раз обожгу руки, буду предупрежденной, а все равно сердцем хочу сгорать.
Я продолжала сидеть у клетки, подогнув у клетки, и смотреть на уже ползающего жнеца.
— Когда он придет в чувство?
— Часа через два, я так думаю… Оклематься успеет, — с ехидством подытожил Вел, стоящий за мной.
Я надеюсь, что так…
Как это ни странно, но я тоже нахожусь в клетке. В клетке собственных мук.
Моя связь с Игрой, с этим шинигами — это порок.
Я не хочу избавляться от него: единственный щит против стрел не должен быть утерян.
В гудящей голове вновь рождаются строчки, предложения, крики. Все они адресованы тому, кто дорого заплатит за мою боль.
Мою рану!
Слабо разжимаются губы:
— Ты ничтожество, Велдон. Ты просто ничтожество…
Велдон резко сжал мое запястье и наклонился, окутывая лицо рваными выдохами.
— Немедленно заткнись. Иначе затолкну в клетку к Алому.
— Ну и пусть… — одернула я руку.
— Никчемная.
Но больше всего я думала о шинигами.
За него все сделали сами, смогли обессмыслить его существование.
Он потерял голову. Он — другой.
Пальцы скользили по ледяной решетке вниз.
— Не коснуться… не вдохнуть… Даже обмолвиться словом…
Меня остановил пересекающий голос Велдона:
— Ничего нельзя. Но можно все изменить, если он согласится вернуться к нам и больше никогда не самоунижаться.
— Это ваши личные проблемы. — Я смотрела только на Грелля, хоть и разговаривала с чародеем. — Но захочет ли он сам? Если… из-за тебя съехал с катушек.
— Как бы там ни было, он должен вернуться и завершить финал вместе с остальными. Он почти на финишной прямой. Осталось всего несколько шагов. Неужели было так трудно пройти до конца? Сломался почти у цели, к которой слишком долго и упорно стремился… Нет… Так нельзя.
По щеке скатилась слезы, а пальцы крепко сжимали железный столбец.
Жгло.
Голос крепнул и будто заново приобретал силу, но через острую боль:
— После Игры… Он будет свободен. Это мой вердикт. — Велдон сверху вниз удивленно заглянул мне в глаза, задавая немой вопрос. Мой ответ, только громче: — Он. Будет. Свободен. Слышишь?! Ты клянешься в этом?!
Наверное, этот взгляд желтых глаз всегда будет лукавым. Слишком спокойный отклик:
— Здесь я не властен.
— Двуличный… Я не люблю тех, кто носит маски.
— Так привыкай к этому миру, — развел Велдон руками. — Я тоже его часть. А вот что моя маска — черная или белая… Скорее всего, серая… У меня все смешано. И это неизбежно. Понимаешь?
Ее слова сидели занозами под кожей.
Мне казалось, что вместо сердца у меня внутри камень: тяжело, больно…
Повернувшись, я прижалась губами к холодным прутьям клетки.
Жнец находился точно в бреду, лежал, как на последней стадии опьянения. Просто смотрел куда-то в потолок. Ресницы густо затушевались черной краской, и от этого глаза жнеца делались большими и пронзительными.