Букет белых роз
Шрифт:
Я в мгновение воздела глаза на мужчину.
Обрывается…
Не знаю… нет, я не знаю, что мне испытывать.
Теперь боялась больше. Сильнее.
— Грелль… Я хочу тебе кое в чем признаться.
Он продолжал не сводить с меня глаз, в которых вместо спокойствия теперь отпечатывалось удивление напополам с взволнованностью.
— Что-то случилось?
Боялась сильнее, так, как будто боишься подниматься по лестнице на эшафот.
Но я не могла сразу открыть эти карты, потому
Нераскаянна с изъяном.
Еще в гримерной я обернула тканью правое запястье, чтобы жнец не увидел пентаграмму, приковавшую меня к вратам на входе у тьмы. Железными цепями, а под пятками — раскаленный уголь, продирающий до самой последней боли и до самого истошного крика. Но это все у меня внутри, с самой первой минуты в объятиях чёрных крыльев, под которыми не чувствуешь ничего, кроме холода.
Кроме разрыва связи с нитью белого.
Она оборвана, висит двумя концами вниз, качается над бездной и больше никем не соединима.
Никем.
Никак.
Выпускаю воздух из груди:
— Потом расскажу, когда время позволит. Через несколько минут начнется спектакль, я должна всё еще раз отрепетировать роль.
— А что играете?
— Название слишком странное… «Кукла для одинокого пса».
— Что запланировано в конце?
— Падение аристократа в пропасть от якобы измены жены. Кукловод делает его копию, но Катю, куклу, сжигает сумасшедший брат Роджер, родственник графа. Мне немного сложно признать, но… Я играю Роджера.
Грелль после этого измыслил всё, наверное, смакуя каждое мое слово. И его решение было переломом всему:
— Слишком типично… Нужно приукрасить эту историю.
— Как ты это сделаешь?
Его губы на миг сжались в жесткую линию.
— Давай вернемся, и ты все увидишь.
***
Волнение полоснуло по лёгким льдом, сжало их, опять подговорило бояться.
Еще вдох… еще глоток…
По кругу.
Акт первый. Предыстория.
Я боялась верить.
Я забывала, что есть вера.
Только время все равно танцевало балет по часовой стрелке, кружилось в вихре быстротечных минут, и скоро подойдет мой выход на сцену.
Боялась, но уже встала на ступень выше, когда Солнце дружески сжал мое плечо.
— Все будет хорошо, дорогая. Ты справишься.
После первых рукоплесканий, заполонивших собой зрительские ряды, декорации сменили друг друга магическим образом, и на сцене появилась я вместе с фокускником.
Акт четвертый. Финал.
Музыка аллегро поменялась на более ровную.
С другой стороны сцены выбежала девушка.
— Мой юный друг, мой юный господин, ответьте мне: зачем он покинул этот мир? Он полон лжи, я знаю, но зачем он бросил меня? Зачем он толкнул себя на такой поступок?
Я усердно старалась говорить баритоном, как подобает юноши, какого играю.
— Всему есть свои причины. Я не смогу сказать вам тайну, потому вы не поймете меня. Я готов занять его место и стать вашим мужем, если того захотите!
— Ах, зачем? Вы слишком юн для дел, которые решал он. Я бы хотела его вернуть. Я хотела…
— Зачем вы так со мной, миссис Одинокая? Вы готовы быть со мной, чтобы сотворить волшебство? Я люблю вас, Кристина. Не падайте в пучину мук — отдайте свою любовь мне. И пусть все покажется поначалу тривиальным вам, но жизнь всегда имеет при себе тысячи красок.
— Я не смогу, мой юный друг… Вы только близок мне, как брат. — Она закрыла лицо руками. — Я не смогу!
И я не трогала ее, нет, просто сказала то, что должна была сказать, а все остальное за меня сделал кудесник.
— Тога останься пеплом ушедшего, Кристина. Я не забуду тебя.
Отстранившись, я увидела, что актриса достойно встречает свою кончину. Не боится, не кричит.
Анна горела, чем и шокировала зрителей. Ее кожа темнела от огня, плавилась, прожигалась дотла, превращаясь в разлитые, как воск, и потом остывшие останки недавно живой куклы.
Мне не хватило смелости, чтобы прикоснуться к ее праху — мертвое тело я обошла стороной.
Я общалась со зрителями, слегка останавливалась на полуслове, потому что чувствовала себя безоружной и простой.
Сегодня это не водевиль. Просто шекспирское подобие…
— Теперь в моих руках ее шестеренки. Они помогут мне восстановить часы, которые вселяют тепло всем поколениям. Они вернут королевству наше главное исцеление.
— Это не по сценарию! Немедленно прекрати! Джули! — колючий взор, который точно бы давил на меня из-за кулис, принадлежал только Велдону.
Но то, что стало следующим шагом, сохранило самоотверженность в моем взгляде.
Сначала я была скована, но теперь неисчислимые пары глаз не вызывали во мне прежнее волнение.
Я больше не повиновалась, потому что стояла выше.
Теперь носки мужских туфлей носками касались края освещенной сцены, а рука потянулась в тень первых рядов, как бы подзывая женщину, за слоем фальши которой прячется истый шинигами.
— Прошу вас!
Он встал с кресла, цепляя всеобщие любопытные взгляды.
Наши ладони соединились.
Грелль стал поднимался по лестнице.
Шепот, умножившийся в десятки раз, тихим шелестом волны прокатился по зрителям и после утих до могильной тишины, нарушаемой стуком каблуков по доскам и шорохом шелкового подола платья.