Букет из двух нарциссов

Магнолева Саша

Глава 11. Польская знать

Шляхтич прилепился ко мне, как моллюск-камнеточец к куску мрамора, на конференции для сотрудников издательского бизнеса. Этот морской финик, по его словам, заприметил меня еще утром, во время приветственного кофе в фойе отеля. Потом весь день держался рядом, особого раздражения не вызывая, но и желания познакомиться поближе – тоже.

А вот вечером, когда официальная часть мероприятия закончилась и начался банкет, клеиться он начал со всей очевидностью. Но он оказался Скорпионом, а их домогательства – это просто вершина иезуитской мысли. То есть ты вроде понимаешь, что он к тебе пристает нагло и

пошло, но при этом он обставляет все так, что, если ты дашь ему в морду или по яйцам, он сможет возмутиться и заявить, мол, его слова имели самый невинный смысл, а ты их неверно поняла исключительно в силу собственной испорченности. И ты же еще виноватой останешься.

Меня посещала разумная мысль свалить от него подальше, но реализовать ее мне мешало то, что он уже представился редактором издательства, а мне в период надвигавшегося кризиса и потенциальных сокращений надо было иметь запасной вариант для трудоустройства. И я продолжала его терпеть, по возможности сводя его попытки флиртовать на обсуждение мероприятия, еды и прочие не бередящие его либидо темы.

Сама я не могла воспринимать этого маленького человечка с лысой головой и обильно заросшими рыжими кудряшками руками даже вообще как мужчину, не то что как мужчину, с которым могу заняться сексом. И ладно бы он просто был некрасивым и на голову ниже меня, Шляхтич еще и постоянно мерзко смеялся, отчего из его рта волнами исходило зловоние.

Мне удалось исчезнуть с банкета по-английски, но рано я поздравила себя со счастливым избавлением. В тот же вечер Шляхтич попросился ко мне в друзья во всех соцсетях. Я могла бы дать ему от ворот поворот хотя бы на этом этапе, но корысть сыграла со мной злую шутку. Конечно, я старалась говорить только о перспективах сотрудничества, не переходя на личные темы, но это не могло заставить его не комментировать мои фотографии, не писать мне письма типа «Почему вы не пускаете никого в свое личное пространство, избегая общения с людьми?» и не сыпать витиеватыми комплиментами.

Он недвусмысленно давал понять, что я ему нравлюсь, зазывал в гости – видовая квартира на Ваське, 150 «квадратов», потолки четыре метра – и прочими способами подбивал клинья. Он даже умудрился завести знакомство с моими коллегами и, когда мы с ними ходили куда-то вместе, всегда как бы случайно подсаживался за столик, а потом пытался за меня заплатить. Я не знала, что делать.

Позволить за себя заплатить? Так после этого он получит право считать, что я принимаю его ухаживания и чем-то ему обязана, а остальные решат, что мы с ним пара. Демонстративно самой протягивать официанту деньги и просить его вернуть Шляхтичу уже отданные им купюры, да еще и на глазах общих знакомых? Это выглядит так, будто мы уже любовники, а в данный момент поссорились. Куда ни кинь, всюду клин. Но первый вариант хотя бы со стороны смотрелся более достойно и экономил, к тому же, мои деньги.

В целом я его вполне успешно игнорировала, пока он не заявил, что мама его происходит из древнего польского рода. Может, я и не хотела рожать страшненьких рыжих детей, но определенно была не против стать столбовой шляхтянкой. Красота со временем сходит с лица, как сусальное золото, а титул остается. К тому же, хорошенький ребенок у меня уже был, а Шляхтич мог и не захотеть заводить потомство.

Мне кажется, слова «жена», «супруга», да даже «спутница жизни» – такие мерзкие, пошлые и избитые… Если бы мой муж сказал обо мне какое-то из них, мне стало бы противно. То ли дело говорить о жене в третьем лице «Её сиятельство». Это да. Это я понимаю.

В общем, Шляхтич смог

своим генеалогическим древом пробить лед в наших отношениях, и я начала обсуждать с ним перспективы совместной жизни. Увы, после моих вопросов и его ответов она не представлялась мне в радужных красках. Я ожидала, что он захочет сделать меня главным редактором своего издательства, но Шляхтич, напротив, настаивал, чтобы я уволилась с работы и сидела дома.

К тому времени я уже успела понять, что он мелочен и прижимист, ревнив и склонен за глаза поливать грязью всех знакомых, и сильно пожалела о своем обещании за него выйти. Хорошо хоть за три месяца ухаживаний мне удалось ни разу с ним не переспать. А сам он чего только не изобретал, чтобы оказаться со мной в одной постели! Естественно, каждый день спрашивал, когда же я к нему перееду, но я все строила из себя девицу строгих правил. Тогда он предложил поехать вместе в Париж.

В Париж, конечно, мне очень хотелось. Но я понимала, что одно дело отбрыкиваться от него в людных местах, и совсем другое – в гостиничном номере. Он, конечно, «готов» был оплатить отдельные номера, но я-то понимала, что на месте окажется, что номер один, а кровать в нем двуспальная.

В последний момент я «вспомнила», что у меня истекает срок действия загранпаспорта, и Шляхтич укатил один. И слал мне ежедневно с чужбины письма, как он по мне скучает.

Я, оставшись одна, проанализировала ситуацию. Так, если я за него выйду, отнекиваться от выполнения супружеских обязанностей у меня не получится. А если я не буду работать, то еще и окажусь полностью зависимой от него материально, и он тут же примется меня тиранить. И зачем мне такая совместная жизнь? В общем, я решила порвать с ним, но не знала, как это сделать, чтобы не остаться врагами. И вдруг меня осенило.

Из Парижа Шляхтич написал мне:

– Страшно по тебе скучаю! С нетерпением жду, когда же начнется наша совместная жизнь!

– Мы тоже ждем, – загадочно ответила я.

– Кто «мы»? – явно напрягся Шляхтич.

– Я и мой сын Сережа. Ему шесть лет, я очень хочу вас познакомить. Кстати, а в какой комнате он будет жить?

Ответа я не получила. Шляхтич исчез к чертям собачим. Воссоединился, так сказать, с семьей.

Глава 12. Слава Богу, пятница!

Помню, однажды на уроке домоводства одна моя противная одноклассница заявила, что ее бабушка как-то отказалась от работы на заводе по изготовлению валенок, так как много валенок ей не нужно, а больше там украсть нечего. Руководствуясь этой философией жизни не на одну зарплату, девица устроилась на консервный завод.

Видимо, это вполне естественное человеческое желание – получить от работы не только удовольствие от самореализации и зарплату, но и какие-то дополнительные блага. Вот и Альберт Эйнштейн, работая клерком в патентном бюро, не раз присваивал себе чужие изобретения, как я – орешки и конфеты. Впрочем, мне хозяева домов всегда предлагали угощаться, так что воровством это вряд ли может считаться.

Несмотря на свое неприглядное поведение, в Принстоне Эйнштейн – уважаемая персона и туристический бренд. Тут запросто можно купить одежду или сумку с его знаменитым языкастым портретом или формулой «Е равно эм цэ квадрат», посмотреть на его бюст, на дом, где он жил, и на университет, в котором преподавал.

Вот именно по территории университета я и решила сегодня прогуляться после работы, так как заканчивала в три часа дня и предпочитала провести время до вечера в Принстоне, а потом вернуться домой на автобусе.