Букет кактусов
Шрифт:
Загадочное послание распространяло едва уловимый аромат французских духов. Оно абсолютно ни о чем не говорило Елене Марковне – кроме того, естественно, что она стала жертвой глупого розыгрыша. Но «дважды несчастливое» число против воли вызвало какое-то неприятное сосание под ложечкой. А еще неприятнее было, что где-то глубоко-глубоко в подсознании шевелилось: де жа вю? Все это уже было...
Елена Гольдштейн разорвала пахучую записку на мелкие кусочки и швырнула их на стопку грязных тарелок. Нет, пожалуй, с психоаналитиком ей придется поспешить!
Напрягая память, адвокат пыталась вспомнить какой-то существенный эпизод из своего прошлого, связанный с числом 1313, но не могла.
А вечером, придя домой, она вытащила из почтового ящика еще одно послание. Оно было более пространным, но не более понятным! Двойная «чертова дюжина» на тетрадном листке была снабжена восклицательным знаком, а ниже шли три слова, склеенные из вырезанных газетных букв: «ЗАВТРА ЖДИТЕ НОВОСТЕЙ». Елена Гольдштейн почувствовала себя героиней дешевого детектива, и чувство это, надо сказать, было не из приятных.
Однако ей не пришлось мучиться до завтра. В одиннадцатом часу позвонил шапошный приятель Сема Голобородько, тоже адвокат, и захлебываясь сообщил сенсационную новость: сегодня вечером задержан при получении взятки судья Колчин.
– Погоди, Сема! А откуда милиция узнала? Кто сообщил про взятку?
– Был анонимный сигнал. Звонила женщина, кажется, молодая. Личность не установлена.
– Женщина, молодая? Не может быть...
Последнюю фразу Елена Марковна произнесла уже в никуда: приятель отключился.
Внезапная догадка пронзила могз адвоката острым жалом. Она вспомнила, где встречала двойную «чертову дюжину»: ну конечно, это номер уголовного дела! Того самого... Елена Марковна как наяву увидела перед собой упрямую девчонку с зелеными глазами, опухшими от невыплаканных слез. «Александра Александровна Александрова... Ударение на букву „о“...»
В каком году это было? Ну да, в девяносто первом. Этой девчушке, Саше, тогда было девятнадцать. Теперь, значит, двадцать шесть... «Молодая женщина», конечно. Сколько ей тогда дали? Восемь лет, кажется. Прошло семь... Все правильно, по первой судимости редко кто сидит от звонка до звонка, она могла выйти на свободу еще года два назад. Но, видимо, вышла только теперь. Вышла – и решила свести счеты с теми, кто упрятал ее за решетку... Нет, не может быть! Бред... Такое бывает только в романах!
Ночью Елена Марковна не сомкнула глаз. А утром нашла в почтовом ящике, среди газет, новую записку.
«1313! ЗАВТРА НАСТУПИЛО...»
Ниже этой строчки под пунктом «1» был наклеен заголовок, целиком вырезанный из какой-то газеты: «ИЗВЕСТНЫЙ СУДЬЯ ПОДАЛ В ОТСТАВКУ». А вторым пунктом шел жирный вопросительный знак...
Так адвокат Елена Гольдштейн потеряла покой и сон. Анонимные послания больше не поступали, зато начались телефонные звонки, полные зловещего молчания. Елена Марковна выходила из себя, а после дрожащей рукой капала из пузырька корвалол. Но не решалась заговорить с живой пустотой в трубке.
Она боялась. Боялась не мести этой женщины – хотя, разумеется, отдавала себе отчет, чья фамилия должна стоять под цифрой «2». О нет! После того, как она лишилась самого дорогого – дочери, – какую еще кару они могли для нее придумать?.. Она боялась, что окажется права. Что это он, ее давний и, казалось, забытый грех вернулся, чтобы напомнить о себе.
Гольдштейн перевернула свои архивы и откопала старый блокнот с записями по уголовному делу номер 1313. Она восстановила в памяти все до мельчайших деталей, словно надеялась найти нечто такое, что могло бы служить ей оправданием, а ее тогдашней подзащитной – обвинением. Ей, наверное, стало бы легче, если б она могла кому-нибудь рассказать все. Но рассказать было некому.
Вечером третьего дня ее нервы не выдержали. Елена Марковна закричала срывающимся голосом:
– Александра, это вы? Я знаю, что это вы, ради Бога, не молчите!
– Нет, – глухо ответила пустота, – это не я. Я умерла в июле девяносто первого, в душегубке воронского следственного изолятора, забитого тараканами и моими товарками-уголовницами. На следующий день после суда, объявившего меня преступницей, и примерно за месяц до того, как мое тело отправили по этапу на чужбину. Вы помните меня, Елена Марковна?
– Бог мой, что вы такое говорите... Значит, вы... вернулись? Я рада за вас!
– В самом деле?!
– Конечно, вы можете мне не верить, но я на самом деле желаю вам добра. Как ваша мама? Помнится, она тогда перенесла операцию...
– Вот теперь я вижу, что вы меня помните! Мама умерла, Елена Марковна. Честно говоря, у нее не было никаких шансов меня дождаться.
– Боже мой!.. Извините, Саша, я не знала. Примите мои...
– Ну что вы! Такие мелочи... Откуда вам было знать, в самом деле. Вы же знаменитый адвокат, Елена Марковна, у вас столько обязанностей по выгораживанию воров, бандитов и убийц. Разве вам до нас, безвинно осужденных!
– Послушайте, Александра! Я вижу, вы не принимаете ни мою искренность, ни мои добрые чувства к вам. Что ж, наверное, вы имеете на это право! – Елена Гольдштейн почти кричала. – Тогда скажите прямо, что вам от меня нужно? Зачем вы меня мучаете этими детскими забавами – дурацкими записками, звонками?
– Ах, простите великодушно, Елена Марковна! Вам не понравились мои невинные шутки? Должно быть, за семь лет я разучилась шутить. Знаете ли, тюряга не слишком спобствует развитию интеллекта.
– Да прекратите же вы, ради Бога! Неужели я не заслуживаю даже того, чтобы поговорить со мной серьезно пять минут?! Чего вы хотите – отомстить? Может быть, убить меня? Сделайте одолжение!
– Какие ужасы вы говорите! Я же не убийца. Наверное, поэтому вам было не интересно меня защищать, и вы не стали, не так ли?
– Нет, я сойду с ума! Послушайте... Вы можете думать обо мне все что хотите, вы можете делать что хотите... Только умоляю вас, выслушайте меня! Да, я виновата перед вами, Александра. Очень виновата! Я должна была защищать вас, но не защитила. Но это совсем не потому, что... Словом, это не то, что вы думаете! Я собиралась...