Булгаков
Шрифт:
«Маркизов. Гляньте в окно, гражданин, и вы увидите, что ни малейшего бога нет. Тут дело верное.
Пончик. Ну кто же, как не грозный бог, покарал грешную землю?
Маркизов (слабо). Нет, это газ пустили и задавили СССР за коммунизм…»
По всей видимости, потрясения конца 20-х годов, связанные с «годом великого перелома» — 1929-м, когда не только прикончили нэп, но и Булгакова лишили возможности печататься, а все его пьесы оказались снятыми с репертуара, отвратили автора «Мастера и Маргариты» от Бога, не сумевшего защитить от жизненных напастей в лице всесильного коммунистического государства.
В 1940 г., незадолго до смерти, Булгаков говорил о «вечных вопросах» в беседе со своим другом драматургом Сергеем Ермолинским (1900–1984). Булгаковские размышления воспроизведены в воспоминаниях последнего: «Если жизнь не удастся тебе, помни, тебе удастся смерть… Это сказал Ницше, кажется, в «Заратустре». Обрати внимание — какая надменная чепуха! Мне мерещится иногда, что смерть — продолжение жизни. Мы только не можем себе представить, как это происходит.
Здесь автор «Мастера и Маргариты» недвусмысленно отвергает церковное X., загробную жизнь и мистику. Посмертное воздаяние заботит его лишь в виде непреходящей славы. Булгаков, почти все главные произведения которого при жизни так и не были опубликованы, боялся, что после смерти его может ждать забвение, а написанное канет в безвестность, так и не дойдя до читателей (и зрителей).
Во что и как верил Булгаков — не до конца понятно и сегодня, когда обнародованы, наверное, уже все свидетельства на сей счет. В 1967 г. третья жена писателя Е. С. Булгакова вспоминала: «Верил ли он? Верил, но, конечно, не по-церковному, а по-своему. Во всяком случае, в последнее время, когда болел, верил — за это я могу поручиться». Нельзя исключить, что Булгаков верил в Судьбу или Рок, склонялся к деизму, считая Бога лишь первотолчком бытия, или растворял Его в природе, как пантеисты. Однако последователем X. автор «Мастера и Маргариты» явно не был, что и отразилось в романе.
«ЧАСЫ ЖИЗНИ И СМЕРТИ», репортаж, имеющий подзаголовок «(С натуры)». Опубликован: Гудок, М., 1924, 27 янв. Ч. ж. и с. рассказывает о прощании москвичей с В. И. Лениным, скончавшимся 21 января 1924 г. Очевидно, по времени создания, это второй репортаж Булгакова об этом событии, первый, «В часы смерти», появился в газете «Бакинский рабочий» с датировкой «утро 24 января». Ч. ж. и с. скорее всего были написаны 25 или 26 января. Здесь Ленин наделен несомненным посмертным величием: «Он молчит, но лицо его мудро, важно и спокойно… Как словом своим на слова и дела подвинул бессчетные шлемы караулов, так теперь убил своим молчанием караулы и реку идущих на последнее прощание людей». Уверенность толпы в ленинском величии передана просторечным диалогом в очереди:
— Все помрем…
— Думай мозгом, что говоришь. Ты помер, скажем, к примеру, какая разница. Какая разница, ответь мне, гражданин?
— Не обижайте!
— Не обижаю, а внушить хочу. Помер великий человек, поэтому помолчи. Помолчи минуту, сообрази в голове происшедшее…»
Поклонение умершему вождю большевиков Булгаков неслучайно сравнивает с поклонением Христу. Он фиксирует обращение безвестной тетки: «- Братики, Христа ради, поставьте в очередь проститься» — и то, что «змеей, тысячей звеньев идет хвост к Параскеве-Пятнице». Писатель утверждает: «Все ясно. К этому гробу будут ходить четыре дня по лютому морозу в Москве, а потом в течение веков по дальним караванным дорогам желтых пустынь земного шара, там, где некогда, еще при рождении человечества, над его колыбелью ходила бессменная звезда». Автор Ч. ж. и с., несомненно, был знаком с работами философов Н. А. Бердяева и С. Н. Булгакова, в частности, со статьей последнего «Религия человекобожия в русской революции» (1908), где доказывалось, что марксизм, особенно в его русской разновидности, стремился заменить собой христианство, присвоив и извратив многие его положения, обещая людям построение небесного рая на земле — коммунизма. В Ч. ж. и с. Булгаков дал яркую зарисовку важного этапа посмертной мифологизации Ленина. Очерк появился в день, когда тело вождя в саркофаге было выставлено во временном Мавзолее и стало ясно, что страна обрела нетленные мощи нового коммунистического «святого». В Ч. ж. и с. неслучайно сравнение очереди к телу Ленина со змеей. Подобное сравнение присутствует и в репортаже «В часы смерти». Вероятно, истинное булгаковское отношение к происходящему как раз и определяется этой метафорой.
«ЧАША ЖИЗНИ», фельетон, имеющий подзаголовок: «(Веселый московский рассказ с печальным концом)». Опубликован: Накануне, Берлин — М., 1922, 31 дек. (Литературное приложение). Перепечатан: Новая вечерняя газета, Владивосток, 1923, 27 фев. Название фельетона повторяет название рассказа Ивана Бунина (1870–1953), вышедшего в 1913 г. Один из героев Ч. ж., советский начальник Пал Васильич, пьющий «чашу жизни» перед неизбежным арестом за растрату, стал своеобразным предшественником Степана Богдановича Лиходеева в романе «Мастер и Маргарита». У Пала Васильича «лицо красное, и портвейном от него пахнет», причем рассказчик специально замечает: «Портвейн московский, знаете? Человек от него не пьянеет, а так — лишается всякого понятия». Лиходеев же предстает перед Воландом с опухшей физиономией, и причину несчастий директора Театра Варьете сатана, как и рассказчик Ч. ж., связывает с портвейном: «Я чувствую, что после водки вы пили портвейн! Помилуйте, да разве это можно делать?» Пал Васильич на Страстной площади «какую-то даму обнял и троекратно поцеловал: в правую щеку, в левую и опять в правую. Помню, хохотали мы, а дама так и осталась в оцепенении».
Подобно ему, Степан Богданович припоминает, что «кажется, вчера и неизвестно где он стоял с салфеткой в руке и пытался поцеловать какую-то даму, причем обещал ей, что на другой день, и ровно в полдень, придет к ней в гости. Дама от этого отказалась, говоря: «Нет, нет, меня не будет дома!» — а Степа упорно настаивал на своем: «А я вот возьму и приду!»». Пал Васильич подчеркивает, что он «ответственный работник», равно как и Лиходеев в ранних редакциях романа прямо именовался «красным директором». Рассказчик Ч. ж. получает от Пала Васильича «дьявольские деньги» — 500 миллионов, которые в конечном счете губят его: приводят к аресту и увольнению со службы. В «Мастере и Маргарите» взятка, данная Коровьевым-Фаготом Никанору Ивановичу Босому, вызывает арест председателя жилтоварищества, а деньги, полученные Театром Варьете за сеанс черной магии, чудесным образом превращаются в валюту, из-за чего пострадал приехавший сдавать выручку безобидный бухгалтер Василий Степанович Ласточкин.
«ЧЕРНОЕ МОРЕ», либретто оперы. При жизни Булгакова не ставилось и не публиковалось. Впервые опубликовано: Государственная библиотека СССР им. В. И. Ленина. Записки отдела рукописей. Вып. 47. М.: Книжная палата, 1988. 9 сентября 1936 г., согласно записи в дневнике третьей жены писателя Е. С. Булгаковой, с предложением сделать либретто оперы о гражданской войне к нему обратились композитор Сергей Иванович Потоцкий (1883–1958) и режиссер Большого театра Т. Е. Шарашидзе: «Вечером — композитор Потоцкий и режиссер Большого театра Шарашидзе Тициан. Пришли с просьбой — не переделает ли М. А. либретто оперы Потоцкого «Прорыв». М.А., конечно, отказался. Потоцкий впал в уныние. Стали просить о новом либретто. Потоцкий играл фрагменты из «Прорыва»». Композитор и представители Большого театра продолжали уламывать Булгакова. Драматург в ту пору конфликтовал с МХАТом, где служил режиссером-ассистентом, по поводу снятия «Кабалы святош» и разногласий насчет инсценировки шекспировских «Виндзорских проказниц». 14 сентября 1936 г. Е. С. Булгакова записала: «Поздно вечером приехали: совсем больной, простуженный Самосуд (главный дирижер и художественный руководитель Большого театра Самуил Абрамович Самосуд (1884–1964). — Б. С.), Шарашидзе и Потоцкий — «на полчаса». Сидели до трех часов ночи. Самосуд:
— Ну, когда приедете писать договор — завтра? Послезавтра?
Это его манера так уговаривать. Сказал, что если М. А. не возьмется писать либретто, то он не поставит оперы Потоцкого.
М. А. в разговоре сказал, что, может быть, он расстанется с МХАТом.
Самосуд:
— Мы вас возьмем на любую должность. Хотите — тенором?»
15 сентября 1936 г. Булгаков подал заявление об уходе из МХАТа и об отказе от инсценировки «Виндзорских проказниц». В связи с этим Е. С. Булгакова отметила: «Теперь остается решить, что делать с Большим театром. М. А. говорит, что он не может оставаться в безвоздушном пространстве, что ему нужна окружающая среда, лучше всего — театральная. И что в Большом его привлекает музыка. Но что касается сюжета либретто… Такого ясного сюжета, на который можно было бы написать оперу, касающуюся Перекопа, у него нет. А это, по-видимому, единственная тема, которая сейчас интересует Самосуда». В связи с планами создания либретто Булгаковы 26 сентября 1936 г. посетили С. И. Потоцкого, музыка которого произвела на жену драматурга скверное впечатление: «Были у Потоцких. Он играл свои вещи. Слабо. Третий сорт». 1 октября 1936 г. Булгаков подписал договоры о работе консультантом-либреттистом в Большом театре и на либретто оперы Ч. м. для С. И. Потоцкого. В тетради с подготовительными материалами автор либретто датировал начало работы над Ч. м. 16 октября 1936 г. Время окончания работы над первой редакцией драматург поставил в рукописи 18 ноября 1936 г., но, скорее всего, завершил Ч. м. на несколько дней раньше. Как фиксирует в дневнике Е. С. Булгакова 15 ноября 1936 г.: «Были на «Бахчисарайском фонтане». После спектакля М. А. остался на торжественный вечер. Самосуд предложил ему рассказать Керженцеву (председателю Комитета по делам искусств. — Б. С.) содержание «Минина» (либретто «Минин и Пожарский». — Б. С.), и до половины третьего ночи в кабинете при ложе дирекции М. А. рассказывал Керженцеву не только «Минина», но и «Черное море»». Очевидно, Ч. м. П. М. Керженцеву (Лебедеву) (1881–1940) не понравилось, так как Е. С. Булгакова свидетельствует, что 17 ноября 1936 г. после спектакля в Большом театре «Керженцев подошел к М. А. и сказал, что он сомневается в «Черном море»». На следующий день драматург читал либретто Потоцкому и Шарашидзе, причем, по утверждению Е. С. Булгаковой, композитору либретто понравилось.
3 февраля 1937 г. Булгаков получил аванс по договору на Ч. м. Однако дирекция театра, очевидно, не без влияния Керженцева, потребовала доработок, усиливающих революционное звучание либретто. Согласно записям Е. С. Булгаковой, в марте 1937 г. драматург трудился над второй редакцией и 18 марта «после бешеной работы М. А. закончил «Черное море»». На следующий день текст либретто был прочитан Потоцкому и сдан в Большой театр. Работа над Ч. м. в театре не шла, композитор не спешил писать музыку. Очевидно, одобрения Керженцева так и не последовало. Надежды на постановку исчезли. Потоцкий 1 ноября 1937 г. предложил Булгакову выправить его новое либретто о Стеньке Разине (по отзыву Е. С. Булгаковой, это либретто — «очень дурно»), но драматург стать соавтором наотрез отказался. Не исключено, что С. А. Самосуд разочаровался в музыкальных способностях Потоцкого и поэтому отказался от постановки Ч. м. У Булгакова же симпатии к этому композитору, в отличие от другого своего оперного партнера, Б. В. Асафьева (Глебова) (1884–1949), и подавно не было (в записи от 3 декабря 1937 г. Е. С. Булгакова вообще назвала Потоцкого болваном).