Булгаков
Шрифт:
P. S.
К этой книге можно было бы добавить еще очень и очень много. Рассказать о том, как Булгакова хоронили, какие умные и проникновенные речи, не доставшиеся ему, не услышанные им при жизни, произносились во время гражданской панихиды в Союзе писателей, какой замечательный некролог написал Миша Панин – Павел Александрович Марков, как везли в крематорий гроб мимо двух театров, Большого и Художественного, как какая-то «девушка с портфелем (стояла несколько часов) спросила: „Почему вы его так хороните?“ (То есть не в церкви отпеваете). И, узнав, что это желание Михаила Афанасьевича, покачала головой» [143] [74; 126] ; как похоронили его на участке Художественного театра на Новодевичьем кладбище, упокоив даже не
143
Ср. в воспоминаниях Е. С. Булгаковой: «В последние дни он попросил меня позвать Якова Леонтьевича (Леонтьева). Я позвонила ему. Он попросил Я. Л. нагнуться и что-то прошептал. Только после смерти я узнала, что Миша сказал: „Люся захочет, конечно, хоронить меня с отпеванием. Не надо. Ей это повредит. Пусть будет гражданская панихида“. И потом многие меня упрекали – как я могла хоронить верующего человека… Но это была его воля» (Весь Булгаков… С. 191).
144
Ср. у М. О. Чудаковой: «Считаем необходимым привести и свидетельство С. А. Ермолинского. В одном из наших разговоров он решительно отверг такое объяснение последней воли Булгакова: „Не в этом дело! Он боялся того, что случилось с Гоголем! После перезахоронения об этом много говорили по Москве. И он не раз говорил: 'Ты помнишь, что Гоголь перевернулся в гробу?.. Нет-нет – в крематории! Там даже если очнешься, не успеешь ничего почувствовать – пых, все'“» (Весь Булгаков… С. 191–192).
Можно было бы также написать о том, как отнеслись к его смерти самые разные люди, как звонили на следующий день из секретариата Сталина с вопросом, правда ли, что товарищ Булгаков умер [145] , и какие письма получила вдова от Качалова, Немировича-Данченко, Вересаева, Фадеева, а также от нелюбимого ею пречистенца Н. Н.Лямина; как была создана комиссия по изучению творческого наследия Булгакова, как трудно шли его книги к читателю, как хранила, берегла рукописи Елена Сергеевна, как мечтала их опубликовать и как писала в 1946 году герою «Батума»: «Дорогой Иосиф Виссарионович, я прошу Вашего слова в защиту писателя Булгакова. Я прошу именно Вашего слова – ничто другое в данном случае помочь не может. Сейчас, благодаря Вам, Советская Россия вспомнила несправедливо забытые имена, которыми она может гордиться. Имя Булгакова, так беззаветно отдавшего свое сердце, ум и талант бесконечно любимой им родине, остается непризнанным и погребенным в молчании. Я прошу Вас, спасите вторично Булгакова, на этот раз от незаслуженного забвения» [13; 585–586], – и как Сталин опять не ответил.
145
Этот факт известен лишь из воспоминаний С. А. Ермолинского (это он поднял трубку и говорил с Кремлем), что не то чтобы ставит его под сомнение, но было бы желательно получить подтверждение еще из какого-нибудь источника.
Можно было бы рассказать о том, как состоялось возвращение Булгакова в литературу и театр в 1960-е годы, в какую фантастическую по советским меркам сумму был оценен проданный библиотеке В. И. Ленина архив и к каким ухищрениям прибегала Елена Сергеевна, чтобы в конце 1966-го и в начале 1967 года увидел свет роман «Мастер и Маргарита» («Знаете, чтобы издать Мишины книги, я бы отдалась кому угодно» [141; 10], – похоже, искренне говорила она М. О. Чудаковой). Наконец, можно было бы (и нужно было бы!) написать целый литературоведческий плутовской роман про то, как возникла очень пестрая отрасль знания под названием булгаковедение, какие удивительные люди в ней себя проявили, как закрывались на целые годы архивы и возникали пиратские издания, какая отчаянная борьба шла за доступ к рукописям Булгакова, кто и как ими распоряжался.
Однако, не желая выходить за рамки отведенных нашему герою земных лет и продолжая настаивать на том, что в его ошеломительной посмертной судьбе и славе было нечто не только в высшей степени закономерное и справедливое, но и глубоко обидное и даже оскорбительное по отношению к его жизни, в качестве последнего и нечаянно получившегося
20 марта 1940 года Ольга Леонардовна Книппер-Чехова написала Марии Павловне Чеховой: «Похоронили мы Булгакова, было тяжко. Думалось о его таланте и его неудачной жизни» [86; 79].
Более заслуженной эпитафии герою этой книги, увы, не найти…
ОСНОВНЫЕ ДАТЫ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА М. А. БУЛГАКОВА [146]
3 мая – в Киеве в семье преподавателя Киевской духовной академии Афанасия Ивановича Булгакова и его жены Варвары Михайловны (урожд. Покровской) родился их первенец Михаил.
146
До февраля 1918 года все даты приводятся в соответствии с юлианским летоисчислением.
18 мая – крещен по православному обряду. Восприемники: ординарный профессор Киевской духовной академии Николай Иванович Петров и жена священника Сергиевской кладбищенской церкви города Орла Олимпиада Ферапонтовна Булгакова.
18 августа – поступает в приготовительный класс Второй киевской гимназии.
22 августа – поступает в первый класс Первой (Александровской) киевской гимназии.
Осень – тяжелое заболевание отца А. И. Булгакова. Появление в доме врача И. П. Воскресенского. Переезд семьи в дом 13 по Андреевскому спуску.
14 марта – смерть А. И. Булгакова.
Лето – М. А. Булгаков знакомится в Киеве с саратовской гимназисткой Татьяной Лаппа и после ее отъезда вступает с ней в переписку.
8 июня – получает аттестат зрелости.
21 августа – зачислен студентом медицинского факультета Киевского университета.
Лето – новая встреча Булгакова с Т. Н. Лаппа.
Декабрь – Булгаков приезжает в Саратов и знакомится с родителями Т. Н. Лаппа.
Осень – начало совместной жизни Булгакова и Т. Н. Лаппа в доме на Рейтерской улице в Киеве.
26 апреля – венчание М. А. Булгакова и Т. Н. Лаппа.
Написание Булгаковым одного из первых, несохранившихся, рассказов («Огненный змий»).
Лето – Булгаков в Саратове узнает о начале войны и поступает на работу в госпиталь.
Осень – возвращается в Киев для продолжения учебы.
Весна – изъявляет желание служить врачом в морском ведомстве, однако признается негодным к несению военной службы по состоянию здоровья.
18 мая – поступает на работу в Киевский госпиталь.
3 января – получает свидетельство об окончании медицинского курса с выставленными за годы учебы оценками.
4 апреля – подает прошение о предоставлении ему места в одном из лечебных учреждений Красного Креста.
Май–сентябрь – работает вместе с женой в прифронтовых госпиталях Каменец-Подольска и Черновиц.
29 сентября – начинает работать врачом в Никольской земской больнице Сычевского уезда Смоленской губернии.