Бульвар Молодых дарований
Шрифт:
Мы входим в зал. На паркете близ сцены кучкуется негустая толпа. Много стиляг, одетых вроде Аркани, в коротенькие дудочками штаны… с бриолиновыми коками над зеленоватыми лбами. Какие-то странные бородачи с подозрительно еврейскими носами… Девицы, обвешаные сиськами и задами, в заграничных капронах без швов под юбчонками типа «условный противник».
На сцене сидят оркестранты, придерживая сияющие золотом трубы. Я вижу гнутые, как английская буква «S» саксафоны разных размеров. Корнеты. Тромбоны. На самом видном месте сидит какой-то взъерошенный парень за грудой барабанов и медных тарелок. А справа в глубине сцены скромно придерживает огромный контрабас совсем ещё мальчик с непомерных размеров кистями, будто пересаженными от какой-нибудь гориллы.
Народ в зале одобрительно зашумел и нестройно захлопал. На сцену перед оркестром вышел плотно сложенный, нестарый ещё человек с курчавой шатеновой шевелюрой над чуть пухлым округлым лицом.
Вайнштейн!.. с восторженным уважением выкрикивает негромко мне в ухо Арканя… Чувак!.. железный лабух!.. Он бы в Штатах вошёл в десятку, как Бени Гудман! Или Дюк Эллингтон!..
Имена эти не говорят мне ровно ничего. Впрочем, о Дюке Эллингтоне я вроде бы слышал: «Караван»?..
Караван!.. сказал флегматично Вайнштейн и повернулся к залу спиной.
Толпа нестройно захлопала. И со всех сторон я услышал радостный ропот и свист.
Чего свистят?.. недоумённо спрашиваю я Арканю. Сейчас начнут ещё орать «дирижёра на мыло»?..
И в голове у меня уже начинает слегка сгущаться опасение, что может дирижёра они освистывают за такую откровенно нерусскую фамилию?
Да это так в Штатах, у них там!.. успокаивает меня, сам того не соображая, Арканя… На концертах и джим-сешшенах, ты понял?..
И для убедительности суёт два пальца себе в рот и оглушительно свистит, перекрывая оживлённый рокот зала.
Ййй-еэсс!!!
Народ пугливо оглядывается на этот восторженный вопль Аркани. И вокруг нас образуется небольшая зона пустого пространства.
Неловко даже как-то…
Первые ноты оркестра доносятся еле слышно, как бы издалека… Зал затихает… Протяжно плывут над головами толпы звуки труб. Лопочут что-то неразборчиво саксафоны. Вздыхают дальней медью тромбоны. Шуршит что-то сухое из барабана. Глухо-утробно постанывают струны баса…
И встаёт у меня перед глазами миражное, струйное видение жарких барханных волн… скользят медленно и размеренно между ними верблюжьи горбы…
Музыка нарастает, будто нахватанная из воздуха скрюченными пальцами дирижёра.
Вот встаёт в первом ряду оркестра высокий лобастый парень, высоко запрокинув трубу, будто собирается пить из неё, как из бутылки. И начинает торопливо и резко играть что-то неподдающееся описанию, выбрасывая в конце каждой фразы высокие чистые звуки, которые уносятся куда-то в потолок, и там то ли гаснут, а то ли просачиваются невидимыми волнами куда-то дальше, в серые питерские облака.
Костя Носов!.. восторженно крутит головой Арканя… Чува-ак! Это что-то! Это… цимус!..
Мне странно слышать из уст русака-мурманчанина это еврейское местечковое выражение, смысла которого он даже явно и не знает.
Но всё же как-то тепло и приятно…
Трубач, отыграв своё и закончив неописуемо высокой пронзительной нотой, садится на место под восторженные вопли, аплодисменты и свист.
На смену ему встаёт задумчивый, в бакенбардах и с усиками, молодой еврей с небольшим серебряным саксафоном. И с места в карьер начинает поливать зал ласковым дробным лопотанием звуков, то повышая тона до почти истерических, то опуская до грудных, тёплых как красное дерево, низких и доверительных нот.
А это Генка Гольдштейн!.. шепчет мне прямо в ухо Арканя, чтобы не осквернить своей речью этот волшебный каскад воркующих звуков… то гундосящих тёплым эбеном, то будто просвечивающих баритонным ворчанием меди…
Чува-ак!.. Какой импровезухен!.. восторженно лопочет мне в ухо Арканя… А?!. Да он бы в Штатах мог с самим Чарли Паркером играть!..
Я понятия не имею, кто такой этот Чарли Паркер. Но согласно киваю головой. Меня действительно захватывает филигрань этой музыки, виртуозность летающих по клапанам пальцев, поразительная лёгкость и богатство фантазии. Я начинаю как-то нутром, без участия логики, воспринимать эту странную, будто не нотами писаную, а чистым вдохновением, музыку. Музыку, что не всунуть в заранее заготовленные, сто раз проверенные Главлитом… или у них там Главмуз тоже есть?.. рамки.
Да!.. опасная это штука – джаз. Ох, опасная…
Ты вот чего, чувачок… говорит мне Арканя как-то через неделю… Ты это… на басу не лабаешь?..
Каком ещё басу?.. говорю я в некотором удивлении.
Ну – на этом, как их тут зовут?.. на контра-ба-асе?..
Арканя выговаривает это длинное слово с нешуточным омерзением.
Это такая дурында, вроде скрипки для великана?.. осеняет меня, наконец.
Во!.. радостно кивает Арканя… Точно!.. Нам, слышь, лабать сёдня в Мухинке, а Витька палец порезал. Ты б его заменил, а?..
Смеётся он, что ли?
Я в жизни не то что играть, а рядом с этой бандурой не стоял. И вообще, могу протрындеть пару песен на мандолине, и ещё в три аккорда вдуть аккомпанемент на семиструнке. На гитаре… Вот и весь хуй до копейки – как мой друг Толик с Чайковской выражается в таких откровенных случаях. А уж кому, как не ему, в этом деле лучше разбираться. Я имею в виду не музыкальные инструменты, а ту самую штуку, которой ему природой отмерено в полтора раза больше чем нам, простым смертным.
Арканя видит моё остолбенение и улыбается своей сладенькой, саркастичной улыбкой сквозь хулиганские редкие усики.
Чува-ак!.. говорит он успокоительно… Ты не бзди… Будешь стоять себе мебелью сзади, вроде шкафа. И левой рукой водить по грифу. А правой делай вид, что пощипываешь. Хули там?.. ты вообще струны эти и не трогай, мы без тебя управимся. Понял?..
Я нерешительно пожимаю плечами. Как-то неловко всё это, чистая авантюра. Кукольный театр…
Да зачем я вам нужен там, для мебели?.. говорю я в мучительной неловкости. Вот всегда у меня так – не умею отказывать людям. Даже когда ясно вижу, что хотят меня «взять на понял», как говаривал другой мой дружок, Юра Кикинзон. У которого спереди, в отличие от Толика с Чайковской, ничего примечательного вроде бы не водилось. Зато сзади было столько!.. любой бабе на зависть…