Бульвар под ливнем (Музыканты)
Шрифт:
— Значит, опять. Ослиный мост вундергайгеров? [3]
Кира Викторовна подошла к Ладе и Андрею. Они молчали. И она молчала. Потом достала из кармана ключ и спокойно сказала Ладе:
— Как в прошлый раз? К директору?
Ладька кивнул. Надо соглашаться.
Павлик подошел к Ладе и пожал ему руку. Павлик все умел делать вовремя. И «оловянные солдатики» были счастливы: авторитет Деда остался незыблем.
Андрей смотрел на все это молча. Сколько раз он давал себе слово в столкновениях с Ладькой оставаться невозмутимым, но не мог он, не получалось у него это и не получится, наверное,
3
Der Geiger — скрипач (нем.).
Кира Викторовна и Ладя шли к кабинету директора. Ладя нес скрипку, пачку нот. Смычок повесил на палец, покачивал им из стороны в сторону.
Ладю и Киру Викторовну встретила Евгения Борисовна. Взглянула и пошла дальше. Ладя — нефтепродукт, и Евгения Борисовна не думает отказываться от своих слов. Но Ладя знает, что он сейчас совсем другой человек и никакого отношения к продуктам из нефти не имеет. Пытается быть таким. Это его истинное намерение в данный момент. У него все всегда в данный момент. Утомлять себя планами, загадками, надеждами? Музыка — это хорошо, интересно, а сама жизнь — еще интереснее, потому что она интереснее любой музыки. Его отношение к Андрею? Он сам не знает. Любопытно все это, подогревает как-то или просто веселит, какая разница? Дома, когда собирается идти в школу, он ни о чем таком не думает. Живет Ладька, можно сказать, один, вполне достойно самостоятельного человека, потому что старший брат, единственный его прямой родственник, все время в археологических экспедициях, а соседка тетя Лиза, которой брат поручил присматривать за Ладькой, жить Ладе, в сущности, не мешает. Ладькин домашний быт вполне соответствует его собственному, Ладькиному, характеру; как говорится, Ладьке кровь никто не портит. Чего не скажешь об Андрее — его мать достаточно хорошо знают в школе, а если кто и не знает, то наслышан о ней от других, и тоже предостаточно.
Кира Викторовна открыла ключом кабинет директора и пропустила в кабинет Ладю.
— Я ухожу, — сказала она.
— Заприте меня, — попросил Ладя. — Так будет лучше.
Из-за дверей директорского кабинета зазвучала скрипка: Ладя начал упражнения. Кира Викторовна постояла, послушала. Скрипка звучала все мягче, все естественнее. Кира Викторовна представила себе, как Ладя уютно устроился на скрипке щекой и сам слушает, как звучит его скрипка. У Лади нет сурового ежедневного постоянства. Он специально создан для неорганизованности.
О чем Ладька сейчас думает? Только не о предстоящем концерте, и не потому, что он не хочет думать, а просто незачем, рано еще. Как говорит тетя Лиза, «еще не вечер».
Кира Викторовна вернулась в класс, оглядела ребят. Дед, как всегда, что-то объяснял «оловянным солдатикам», и они от восторга открыли рты. Ганка потирала правую руку. Маша учила Франсуазу русскому языку или наоборот — Франсуаза учила Машу французскому языку. Во всяком случае, обе они стояли и шевелили губами. Маша очень старается, она хочет сделать приятное Франсуазе. И потом, она мечтает, чтобы к ней относились как ко взрослой «оловянные солдатики». Она ревнует их к Павлику Тарееву, а французский язык должен ее возвысить над Павликом, хотя бы на какое-то время. Маша тоже хочет разбираться в жизни.
Франсуаза в русских словах выделяет последние буквы, произносит их очень твердо и раздельно: «мо-с-т», «гор-о-д», «музыка-н-т», «све-т», «зву-к». Маша пытается отучить ее от этой «французской» привычки.
Андрей отвернулся, глядел в окно. Пусть постоит, успокоится. Честолюбие ему пока что во вред, слишком оно не отпускает его от себя.
Кира Викторовна подошла к Ганке, взяла ее правую руку и начала массировать.
— Не больно?
— Нет.
— Завтра утром попросишь девочек в общежитии, чтобы сделали то же самое.
Кира Викторовна подошла к «солдатикам», показала — расправить плечи. Молодцы! Вполне самостоятельные люди. «Солдатики» с готовностью кивнули.
— Вырастешь, будешь выступать в длинном вечернем платье. — Это Кира Викторовна сказала Маше Воложинской.
Маша улыбнулась. Сквозь сильные стекла очков были видны ее глаза. Мир входил в них еще совсем детский. Маша радовалась ему тихо и незаметно.
Кира Викторовна повернулась к Франсуазе:
— Не бегай вечером, не вертись. Отдохни, потом за работу. Поиграй, позанимайся спокойно. Не чик-чирик.
Франсуаза засмеялась — «чик-чирик» понятно на любом языке.
— А что вечером в Большом театре? — неожиданно спросил Андрей.
Кира Викторовна даже не сразу поняла его вопрос.
— Премьера балета. А что?
— Так… Ничего.
— Андрюша, сегодня еще поработаешь. Пожалуйста, подумай над содержанием второй части.
— Я останусь упражняться здесь, — сказал Андрей.
Кира Викторовна подозрительно взглянула на него.
— У меня час свободного времени, — просто ответил Андрей.
— Конечно. Тогда останься.
— И у меня, — сказал Дед. — И я останусь.
— Ты позаботься о струне, мой милый. Сходи на склад.
Павлик развел руками: само собой разумеется, как же иначе. На склад он сходит обязательно и сменит струну.
Кира Викторовна пошла в учительскую. Кажется, все закончила: Ладя под замком, Андрей с Дедом репетируют, остальных отправила домой.
В коридоре встретила Олю Гончарову. Потрепала по голове. Чибис в ансамбле будет исполнять партию органа.
— Скажите, Андрей еще в школе? — спросила Чибис.
— Да. Он тебе нужен?
— Хотела с ним порепетировать. Алла Романовна согласилась помочь на регистрах.
— Где ты будешь?
— У Сим Симыча. Мне ведь надо… ауфтакт с Андреем, — опять сказала Чибис. Этот разговор ее смущал, она пыталась закончить его и никак не могла.
— Конечно. Пришлю его. Иди.
Чибис пошла вниз в полуподвал, в кабинет звукозаписи. Кира Викторовна вернулась в класс, подозвала Андрея:
— Тебя хочет видеть Оля, порепетировать. Пойди договорись — она у Сим Симыча.
— Опять зеркальце, — сказал Андрей. — Уже репетировали.
— Не нужно так с Олей. — Кира Викторовна тронула Андрея за рукав. — Я договорилась, что она будет аккомпанировать нашему ансамблю. Ты концертмейстер, с тобой ей надо работать специально. Она волнуется.
— Ладно. Можно посетить.
— Не очень подходящее слово. Ты не находишь?
— Извините.
— Хорошо. Но лучше так больше не говорить, чтобы не извиняться хотя бы передо мной. Если понял, пусть Дед пожмет тебе руку. Павлик! — Кира Викторовна подозвала Деда. — Пожми, пожалуйста, Андрею руку.