Бумажные города
Шрифт:
9
Мы обходим здание сзади и находим лишь четыре запертые стальные двери. Во все стороны тянется пастбище, золотисто-зеленая трава с точками карликовых пальм. За самим зданием воняет еще хуже, мне страшно идти дальше. Бен с Радаром следуют прямо за мной, слева и справа. Получается треугольник. Мы двигаемся медленно, внимательно осматривая все вокруг.
— Это скунс! — вдруг кричит Бен. — Уф, слава богу. Скунс. Господи боже мой.
Мы с Радаром идем к нему — Бен стоит у мелкой дренажной канавы. Там лежит огромный дохлый скунс: он вспух,
— Ох, как я рад видеть этого дохлого скунса, мать его.
Но все равно я не могу представить Марго живой. Мне начинает казаться, что Уитмен мог быть предсмертной запиской. Ведь что она подчеркнула: «Умереть — это вовсе не то, что ты думал, но лучше». «Я завещаю себя грязной земле, пусть я вырасту моей любимой травой, / Если снова захочешь увидеть меня, ищи меня у себя под подошвами». На миг вспыхивает надежда, когда я вспоминаю последнюю строку стихотворения: «Где-нибудь я остановился и жду тебя». Но потом думаю, что «я» — это не обязательно живой человек. Может быть и просто тело.
Радар отходит от скунса и тянет ручку одной из четырех запертых стальных дверей. Мне хочется помолиться за умершего — прочитать отходную по этому скунсу, — но я не умею. Мне его так жаль, и я стыжусь своей радости, что мертв оказался он.
— Она чуть поддается, — кричит Радар. — Идите помогите.
Мы с Беном хватаем Радара за талию и тянем. Он упирается ногой в стену, а потом вдруг все они падают на меня, пропитанная потом футболка Радара накрывает мне лицо. Я испытываю кратковременную радость, думая, что дверь открылась. Но потом вижу, что просто оторвалась ручка. Я с трудом поднимаюсь и смотрю на дверь. Она все еще закрыта.
— Проклятая ручка! Дерьмо окаменелое! — ругается Радар.
Никогда он так не выражался.
— Не переживай, — говорю я, — как-нибудь получится. Должно получиться.
Мы идем дальше и возвращаемся к передней стене здания. Ни дверей, ни отверстий, никаких видимых ходов. Но мне нужно туда попасть. Бен с Радаром пытаются выбить фанеру из окон, но они заколочены намертво. Радар лупит ногой, но все бесполезно. Бен поворачивается ко мне.
— За одной из них нет стекла, — сообщает он, а потом бежит прочь от здания, из-под ног летит грязный песок.
Я ошарашенно смотрю на него.
— Попробую пробить, — объясняет он.
— У тебя не получится.
Он ведь самый мелкий в нашем легковесном трио. Если кому-то и пытаться пробить фанеру телом, так это мне.
Бен сжимает руки в кулаки, потом вытягивает пальцы. Я иду в его сторону, а он рассказывает:
— Когда я учился в третьем классе, чтобы меня не били, мама отвела меня на тхэквондо. Я, правда, занятия на три всего сходил и выучил только одну вещь, но она иногда приносит пользу: мы увидели, как учитель пробивает толстую доску рукой, и все такие заинтересовались, типа чуваки, как он это делает, а он сказал, что главное — верить, что рука пройдет сквозь дерево, и бить со знанием того, что это возможно, и тогда всё получится.
Я собираюсь возразить на этот идиотизм, но Бен срывается с места и проносится мимо меня. Он разгоняется, летя к окну, а потом, абсолютно бесстрашно, в самый последний миг подпрыгивает, поворачивая корпус и выставляя вперед плечо, как таран, и влетает в фанеру. Я почти готов увидеть, как он пролетит сквозь нее, и в фанере останется дырка в форме его тела, как в мультике. Но Бен вместо этого отскакивает и падает на задницу в островок зеленой травы посреди грязного песка. Он перекатывается на бок, потирая плечо.
— Сломалась, — объявляет он.
Я бегу к нему, думая, что это он про руку, но Бен встает, и я вижу в фанере на высоте примерно с его рост трещину. Я начинаю долбить в этом месте ногами, она расползается по горизонтали, потом мы с Радаром вставляем в трещину пальцы и начинаем тянуть. Я щурюсь, чтобы пот не так заливал глаза — они уже просто горят, тяну изо всех сил, дергаю туда-сюда, и наконец, нам удается расколупать небольшое отверстие с острыми краями. Мы с Радаром молча продолжаем работать, через некоторое время он устает, и его сменяет Бен. Наконец мы пропихиваем кусок фанеры внутрь. Я лезу в дыру вперед ногами и приземляюсь на что-то вроде стопки бумаги.
Дыра небольшая, через нее попадает свет, но его недостаточно, чтобы оценить размеры помещения, понять, есть ли там вообще потолок. Воздух внутри оказывается таким горячим и спертым, что вдыхаешь и выдыхаешь почти одно и то же.
Я разворачиваюсь и натыкаюсь на Бена — он ударяет меня лбом в подбородок. Я непонятно почему шепчу:
— У тебя есть…
— Нет, — так же шепотом перебивает он меня. — Радар, ты фонарь не взял?
Судя по звукам, он лезет к нам через дыру.
— В брелке есть, но совсем крошечный.
Загорается свет, но я все равно почти ничего не вижу, хотя мне удается разобрать, что мы оказались в довольно большом помещении с лабиринтом металлических полок. Бумага, на которую я наступил — это страницы старого отрывного календаря, множество листов-дней рассыпано по всему полу: они пожелтевшие и погрызенные мышами. Я думаю, что, может быть, раньше тут был книжный, хотя на этих полках уже давно лежит только пыль.
Мы выстраиваемся в ряд за Радаром. Наверху вдруг раздается скрип, и мы все останавливаемся. Я сглатываю, стараясь унять панический страх. Я слышу, как дышат Радар и Бен, как они шаркают ногами. Мне страшно хочется свалить, но это ведь может быть Марго. Или какие-нибудь нарики.
— Это просто само здание скрипит, — говорит Радар, но в его голосе нет обычной уверенности.
Я не могу пошевелиться. Потом слышу Бена:
— Когда мне в прошлый раз было так же страшно, я обоссался.
— Мне в последний раз было так страшно, когда я, спасая добрых волшебников, встретился лицом к лицу с Черным Властелином.
Я тоже делаю жалкую попытку:
— Когда мне в последний раз было так страшно, мне пришлось спать вместе с мамочкой.
Бен хихикает:
— Кью, я бы на твоем месте так пугался каждую — без исключения — ночь.