Шрифт:
Глава 1
ВИЗАНТИЙСКИЙ ТОРТ
Приближался день рождения Лали, они вытащили календарь, стали сверять цифры, и тут обнаружилось, что им обоим на днях стукнет ровно сто лет. Тогда они решили торжественно отпраздновать день своего столетия.
До того им понравилась эта мысль, что Лали с увлечением принялась копаться в старых ящиках и альбомах, отыскивая подходящую картинку для пригласительного билета.
— Вот эта, я думаю, подойдет! — объявила Лали.
— А что на ней нарисовано?
— Она разноцветная. Тут какие-то крошечные человечки тащат что-то похожее
Прат сидел в своем глубоком кресле у камина и тихонько смеялся, закинув голову, не оборачиваясь.
— По твоему описанию это лучший пригласительный билет, какой я видел в жизни. Но ведь он только один, а гостей будет несколько!
— Ну и что? Ведь мы их приглашаем в четверг. А по четвергам они и так приходят каждый раз. Я наклею приглашение на дверь снаружи. Они явятся, как всегда, и вдруг увидят, что приглашены. Ведь им будет приятно, правда?
Они вместе вышли на крыльцо, наклеили приглашение на дверь и уселись на ступеньках подышать свежим воздухом.
— Я вот о чем подумала, — задумчиво заговорила Лали. — Что, если все у нас было бы наоборот? Мне было столько лет, сколько тебе, а тебе сколько мне? Ты бы не стал относиться ко мне по-другому? Может быть, тебе стало бы неинтересно со мной?
— Какие глупости. Неужели ты думаешь, что из-за таких пустяков могла бы испортиться наша дружба?.. Но по правде говоря, мне очень не хотелось бы опять стать мальчишкой. Очень!
— Мне тоже кажется, так, как сейчас, лучше. Они сидели, держась за руки, на крылечко маленького домика. Прямо от нижней ступеньки начиналась зеленая лужайка, густо заросшая травами. Узенькая тропинка была протоптана к серебристому возвышению лифта.
— Как хорошо и как по-разному пахнут травы, — проговорил, глубоко вздохнув, Прат.
— Да, и подумать только, что когда-то их называли сорными только за то, что их нельзя съесть. Ведь ты помнишь это время?
— Конечно.
Края лужайки были огорожены прозрачной матовой стеной. Она пропускала свет, но сквозь нее ничего не было видно: ни громадных зеркальных шаров энергоудержателей, ни других шестидесятиэтажных и стоэтажных зданий города, потому что сама хижина с ее красной черепичной крышей, старинной каминной трубой и заросшей лужайкой стояли на плоской крыше стодвадцатиэтажного комплекса Центра Связи «Земля — Космос».
— Они удивятся, когда увидят, что явились по приглашению. Правда?
— Вероятно. Но что же делать. Тут нет никакого жульничества, все правда… Ну может быть, самая малость, несколько недель, чтобы все совпало в точности, к четвергу.
— В конце концов это наше личное дело, когда мы хотим отпраздновать наше столетие. Разве нам не исполняется сто лет?
— Но ведь нам надо заказать торт! — хлопнула себя по лбу Лали и, оглянувшись, позвала: — Робби!
Робби, маленький кухонный робот, самообучающегося типа, по обыкновению прикативший следом за Лали,
— Нет-нет, — ворчливо похрипывал он навестившему его Робби. — Они мне уже предлагали заменить левую ногу. «А зачем?» — спрашиваю я их. «Она у тебя поскрипывает». — «Ах, поскрипывает? — говорю я им. — Так замените мне прокладки!» — «Теперь таких уже не выпускают!» — «А ноги выпускают?» — «Нет, мы тебе поставим новые, гораздо лучшие!» — «Ах вот оно что!.. А руки?» — «Руки мы тебе тоже заменим». Ну, тут я все понял… Они доберутся до меня, присобачат мне руки-ноги новомодной модели, а потом отключат, доберутся до моих запоминающих устройств, поставят новые пустые кассеты, и я позабуду все, что запомнил за те годы, что ухаживаю за хозяином: его привычки, наши разговоры, шуточки, и как он болел, и я один ухаживал за ним, и то, как он совсем ослеп, и я один это знал, и как я ему читал газеты и книги!.. Нет, новый шарнир, прокладка, это куда ни шло, даже нога! Я все-таки остаюсь я! А дай им добраться до запоминающих узлов, и я уже буду не я. Нет уж. Большое спасибо. Не позволю я копаться в моих кассетах, которые всю жизнь понемногу записываю… Когда меня отправят в переплавку, лучшие кассеты я оставлю на память о себе хозяину. И он будет меня вспоминать, проигрывать наши общие воспоминания…
— Да, кассеты памяти — это все богатство нашего брата-робота, — сочувственно поддакнул Робби.
И тут его окликнула Лали. Он с облегчением помчался, избавившись от брюзжания старика. — Готов к приему! — бодро выпалил малыш Робби.
Стремительно подкатив к крыльцу на своем бесшумном каучуковом вездеходе, он был похож на мальчишку, скользящего на коньках.
— Робби, — сказала Лали, — нам к четвергу нужен торт. Самый торжественный, парадный торт.
— Праздничный?
— Самый большой, самый праздничный! Столетний юбилей!
— Ясно. — Робби полсекунды жужжал, прорабатывая задачу, затем взлетел на крыльцо, зачем-то занялся измерением дверного проема наискосок по диагонали, забулькал, записывая цифры или свои соображения, это было похоже на подавленный смешок, заиграл где-то подхваченную мазурку, умчался к лифту.
Только на следующий день, в четверг, все объяснилось, когда Робби притащил заказанный ему торт. Его пришлось протаскивать через входную дверь наискосок, наклонив набок, точно крышку круглого стола, купленного на мебельном складе, не подумав, влезет ли он в тесную квартиру.
Как только Робби установил торт посреди комнаты, запахло праздником и стало торжественно.
— Торт «Византийский». Тесто образца «Мечта», слегка подсушенная, лимонно-ананасно-апельсино-ореховая прокладка, крем клубнично-банановый на тертых орехах. Цифры — шоколад, — доложил Робби.
— Отлично! Настоящий «Византийский», пышный, величественный, юбилейный торт. Спасибо!
— Хорошо сказано! — самодовольно мурлыкнул Робби и укатил, не торопясь, то и дело оглядываясь.
Старый Робот, громко скрипя, вошел в столовую и включил камин — так как было лето, он правильно поставил на «слабое тепло» и «веселый огонь».