Бумажные летчики
Шрифт:
Отдаленный стрекот пулеметов и гул боевых дронов передается по половицам, и я с удивлением замечаю, что пленка на поверхности кофе совсем не дрожит.
16. Добрый вечер! Добро пожаловать на борт. Мы готовы к взлету. Но прежде, чем мы начнем разносить напитки и предлагать к продаже беспошлинные товары, просим минуту вашего внимания.
К сожалению, сегодня с нами нет пилота. И присутствует некоторая вероятность, что наше путешествие закончится раньше, чем самолет достигнет пункта назначения. Но вы в хорошей компании. В кабине будет сидеть сложный примат, который хватается за штурвал, как за обглоданную кость. Сложите руки на затылке вот так. Опустите голову между коленей. Между своих коленей,
Наше специальное предложение на сегодня – наручные часы с пожизненной гарантией. Соблюдение времяисчисления предков гарантировано. С нами вы никогда не потеряете багаж, родных и богов.
Застегните ремень безопасности, расслабьтесь и получайте удовольствие.
17. Словарь путешественника: транзит. Куда бы ты ни поехал, Lonely Planet [1] успел побывать там раньше. Been there. Done that. Got the T-shirt [2] .
1
Lonely Planet – название серии путеводителей, выпускаемых одноименным австралийским издательством.
2
Там был. Это делал. Футболку прикупил. (англ.).
М не любила летать. Она считала, что самолет – средство, помогающее современному человеку взять от путешествий как можно больше.
Как известно, говорила она, авиаперелет – противоположность путешествия. И определение ему дается от обратного. Успешность авиаперелета оценивается исходя из того, что не произошло в пути: самолет не разбился, его не угнали, тебя не стошнило. И лишь после этого, пройдя через публичное покаяние и смыв с себя липкий пот испуга, ты начинаешь путешествие, заново рождаешься в новом месте, в новое время, навстречу новым запахам и звукам. Ты делаешь снимки, чтобы потом суметь вспомнить, в каком году ты побывал здесь, если тебя об этом спросят. Лично я всегда стараюсь написать небольшую весточку тем, кого я люблю. На самом деле у меня только одна претензия к поколению Lonely Planet: оно чересчур аскетично.
18. Куда бы мы ни полетели, кто-то успел побывать там до нас.
19. Путешествовать медленно. Всю важность этого я впервые осознал, когда ехал по Бергенской железной дороге. Мне было тринадцать, я поехал навестить тетю. Так получилось, что меня отправили одного, и у меня не было с собой ни музыки, ни книги. Какое мучение для неусидчивого подростка, подумаете вы – и будете неправы. В те времена я был весьма усидчив. Когда у вас полные руки песка, вы далеко не сразу замечаете, как быстро он утекает сквозь пальцы. Итак, мы имеем усидчивого подростка. Но этот подросток ни разу в жизни не оказывался в ситуации, когда ему совершенно нечем заняться.
Поначалу мне это пришлось по душе. Я откинулся в кресле и наблюдал, как исчезает вдали городская застройка. Я был предоставлен самому себе – и пожилому мужчине, который спал на соседнем месте. Вскоре я обратил внимание на негромкое ритмичное посвистывание – оно раздавалось то ли из полуоткрытого рта, то ли из длинного морщинистого носа. Мне представилось, что именно так выглядит умирающий слон. Приложив усилие, я отвлекся от соседа и обратил взгляд на пейзаж за окном. Заняться было нечем. Ни прогуляться, ни почитать, ни подумать. Лишь разглядывать мир, проплывавший в прямоугольнике окна, словно на конвейере. Дома, поля, заводские трубы, железнодорожные переезды. Они появлялись и исчезали, помигивая, как будто я переключал каналы с помощью пульта. Бонусный материал: история о Норвегии.
Очень скоро до меня дошло, что расстояние работает как кривое зеркало: чем сильнее менялся пейзаж за окном, чем безлюднее он становился и чем нагляднее отражал наступление осени, тем отчетливее я ощущал, что и сам становлюсь другим. Я уже не был тем человеком, который страдал бессонницей, не ладил с одноклассниками и вел бесславную половую жизнь. В этом моменте, между журчащим ручьем и приподнятой завесой тумана, возник новый, усовершенствованный я. Если бы поезд остановился и я смог сойти, я в любой момент начал бы совершенно новую жизнь – горца, отшельника, святого, чье тело натерто пеплом, а борода спускается ниже пояса. Я мог бы.
Расстояние произвело во мне перемены, и они, хотя и оказались преходящими, подействовали быстро, как внутривенная инъекция. Торопиться было некуда. У меня не было ни малейшей возможности повлиять на эту поездку. Мне пришлось согласовать свой биологический ритм с железнодорожными путями. Я не мог разделить время пути на рабочие интервалы, не мог потратить его с пользой или впустую, как время урока или обеденного перерыва, у него не было направления и никакой иной цели, кроме как попасть из пункта А в пункт Б. Это было все равно что разглядывать корочку хлеба так долго, что она начала плесневеть у меня на глазах.
Позже я много путешествовал на поезде и всегда помнил того растерянного подростка. Я надеюсь, это помогает мне не использовать поездку как средство убить время.
20. Когда я рассказываю о своих путешествиях, люди всегда реагируют одинаково. У тебя, наверное, полно сувениров со всего света, говорят они.
Ни одного, отвечаю я. Для меня путешествие – это упражнение в отречении от всего лишнего. Единственное исключение – открытки. Их я отправляю сразу, они меня не отягощают, не занимают место в багаже. Если мне непременно хочется что-то из путешествия запомнить – определенный перекресток, или памятник, или выражение лица, – я описываю это на открытке и отправляю ее себе домой. А запомнив текст с открытки наизусть, я вкладываю ее в книгу, которую отдаю в букинистический магазин. И я снова свободен.
21. Что правда, то правда. М меня не обманула. Она разделила все наши вещи поровну: книги, мебель, посуду. Она даже оставила мне фотографии, на которых был я – правда, предварительно вырезав себя. Я забрал из квартиры восемь картонных коробок – ровно столько же, сколько принес с собой за три года и десять месяцев до этого. Расставаясь, мы пожали друг другу руки, и я вернул ей ключи.
Надеюсь, сказала М, ты не думаешь, что я тебя ненавижу. Просто ты инвестировал слишком много времени и чувств в наши отношения.
Инвестировал.
22. В детстве я часто лежал без сна. Смотрел на низкий скошенный потолок. Пытался различать в темноте формы и очертания вещей.
Отец спросил, с каким узором мне хочется обои. Я обдумывал свой ответ долго и тщательно. Спустя несколько дней я подошел к нему и подергал за рукав.
Карты, сказал я. Я хочу вместо обоев карты. Разные карты? Да, любые. Ему показалось, что это странное желание, но он разрешил. В бардачке машины и ящиках письменного стола было полно старых карт, которые он все равно собирался выкинуть. Когда все было готово, я мог, лежа в слишком большой для меня кровати, разглядывать разные части света, улицы в центре Осло, придорожные закусочные вдоль немецкого автобана, валлийские деревни, карту нью-йоркского метро, маршрут прибрежного похода в Северной Норвегии. Ночами я лежал без сна и изучал все это. Пытался запоминать места и названия, которые складывались в плотную сеть невидимых звезд, когда я закрывал глаза. Я дал себе молчаливое обещание найти все эти места. Убедиться в том, что они не плод фантазии, воплощенный на бумаге. Времени у меня было предостаточно. Оставалось только вырасти.