Бумажный Тигр 3
Шрифт:
Розенберг закашлялся. Кашель у него был жуткий, чахоточный, рвущий легкие.
– Я… Я всегда мнил себя самым хитрым. Самым рассудительным. Самым умным. Простительный грех при моих способностях, а?.. Господи, до чего я дошел, исповедуюсь перед лавочником… Кхх-кххх! Да, у меня было право так считать. А у демона было право одарить меня по моим заслугам. Подойдите, Лэйд. Хватит укрываться, я не представляю для вас опасности. Больше нет. Если я что-то и представляю, так это наглядное пособие. Можете взглянуть на меня. Смелее. Надеюсь, вы не боитесь насекомых?
– Нет, - помедлив произнес Лэйд, - Не боюсь. Мне часто приходится
– Подойдите. Хочу посмотреть на вас перед тем, как умру.
Лэйд вышел из-за своего укрытия.
***
Розенберг кашлянул. А может, это его легкие просто судорожно вытолкнули скопившийся в них воздух.
– Вы почти не переменились в лице, - одобрительно заметил он, - А бедную Офию вырвало на пол. Убежала в ужасе, а ведь работала на меня не один год. Впрочем, уже очень скоро у нее появился другой повод для беспокойства.
– Мне приходилось видеть не самые приятные вещи в Новом Бангоре, - сдержанно заметил Лэйд, - И если вы думаете, что находитесь на их вершине, то только тешите свое самолюбие, из-за которого и пострадали.
Розенберг кивнул.
– Вы правы.
Он не шевелился, оттого Лэйд не сразу смог распознать его тело в окружении сплетений из паутины, затянувших стены так, что не было ни единого просвета шире монеты. Паутина здесь была не такой, как в прочих частях кабинета. Свежей, влажной, точно лишь недавно появившейся на свет. Целые гроздья ее свисали с потолка, превращая закуток кабинета в подобие пещеры, на полу же она образовывала целые груды и небольшие курганы, между которых Лэйду пришлось бы перемещаться, вздумай он подойти к столу Розенберга поближе.
Но он не думал, что у него возникнет такое желание.
Розенберг не уменьшился до размеров насекомого, как ему представлялось, даже в своем новом обличье он оставался большим, пожалуй, даже сделался больше. Живот его непомерно разбух, почти превратившись в шар, и шар этот казался огромным на фоне ссохшейся груди, к которому он крепился, и тонких, выпирающих из него лап. Костюм хорошей ткани, легендарный костюм от Кальвино, на который Лэйд когда-то взирал едва ли не с благоговением, давно расползся, превратившись в лохмотья на полу. Едва ли Розенберг испытывал в нем необходимость.
Если он в чем-то и испытывал необходимость, так это в свободном пространстве, которого ему отчаянно не доставало. Кабинет начальника финансовой службы явно не подходил по размеру изменившимся размерам его тела. Его раздувшееся тело застряло в ней, изогнувшись под неестественным даже для его неестественных черт углом. Огромный сейф врезался в шарообразное брюхо с одной стороны, глубоко войдя в него острым металлическим углом. Несгораемый шкаф упирался с другой. Стеллажи для документов, изящные конторки, которыми Лэйд некогда восхищался, секретеры с откидными крышками, стоившие, должно быть, Крамби не один десяток шиллингов, все эти предметы обстановки, созданные для существа куда меньших размеров, чем Розенберг, врезались в его разросшееся тело со всех сторон, врезаясь в хитиновые покровы точно орудия пыток.
Письменный стол, тяжелый как дредноут, оказался слишком прочен, чтобы быть раздавленным. Теперь он медленно убивал своего хозяина, сдавив его большое, но лишенное костей тело, покрытое колючей серой шерстью насекомого, прижав к стене
Он убил себя сам, понял Лэйд, не в силах ни подойти ближе, ни вернуться к своему укрытию. Розенберг мог бы спастись, если бы выбрался из кабинета, едва только началось его страшное превращение. Но он предпочел остаться здесь, медленно сдавливаемый стенами, слушая треск собственного ломающегося тела и, несомненно, ощущая ужасную боль.
Почему? Боялся показаться своим недавним подчиненным в таком виде? Не хотел видеть, во что превратилась компания, которой он отдал лучшие годы своей жизни? Или, сознавая страшную природу изменений, желал именно этого? Остаться тут и умереть?
Розенберг кашлянул.
– А вы умеете держать себя в руках.
Его голова превратилась в мясистый бурдюк, поросший короткой жесткой шерстью, выпирающий из ссохшейся груди, но в передней его части как будто угадывалось некоторое сходство с лицом, из которого он был сотворен. Глаза Розенберга, утопленные в этом бурдюке, внимательно наблюдали за Лэйдом. Все шесть черных паучьих глаз. Лишившиеся век, округлые, эти обсидиановые бусины каким-то образом сохранили не только осмысленное выражение, но и были знакомы Лэйду. Может, потому, что центральную пару украшали очки Розенберга. Глубоко вросшие в хитин, треснувшие, они придавали взгляду огромного паука странное, почти человеческое выражение.
– Хитер как паук… - пробормотал Лэйд, покачав головой, - Да, мне стоило догадаться.
Бурдюк, венчающий паучье тело, дернулся – слабая попытка изобразить человеческий кивок.
– Едва ли остальным придется легче. Синклер, Кольридж и Лейтон уже получили свое. Но поверьте, остальным недолго осталось ждать. Мне почти досадно, что я не увижу, во что превращается мисс ван Хольц. О, ее коллекция грехов необычайно богата, мне не терпится узнать, каким образом демон использует ее. Что, вам ведь тоже нравится мисс ван Хольц, а? Уверен, вы положили на нее глаз, Лэйд. Потерпите немного, я думаю, в самом скором времени она продемонстрирует вам новое обличье.
Розенберг рассмеялся и в этот раз Лэйд невольно поддался назад. Потому что смех исходил не из человеческого рта. А из пасти размером с мяч для крикета, распахнувшейся в нижней части головы и украшенной крючковатыми, раздвигающимися в стороны, хелицерами. Но больше всего Лэйда напугало не это – ему приходилось видеть куда более зубастые аппараты – а то, что в этой пасти, на фоне белесых и алых хитиновых бугров он разглядел вкрапления серебра – искусственные зубы Розенберга.
– А что на счет меня?
Розенберг издал чавкающий звук, который, переведи его кто-то на человеческий язык, мог бы изображать вздох сожаления.
– Вы – нет. Для двух человек в этом здании демон вынужден сделать исключение.
– Для меня и для Крамби.
Розенберг улыбнулся. Хелицеры разошлись в стороны, из розовой глотки на то, что прежде было подбородком, выплеснулся желудочный сок – полупрозрачная матовая жидкость. Но Лэйд каким-то образом понял, что это было улыбкой.
– Для вас и для Крамби, - подтвердил он, - Вам не суждено превратиться в пауков, как мне, ссохнуться, исторгнуть кишки или иным образом послужить для его развлечения.