Бумажный Тигр 3
Шрифт:
Кто-то на совесть украсил зал, подготавливая его к торжественному ужину. Кто-то, не обладающий ни большим художественным вкусом, ни ловкостью, ни ловкостью, одним лишь только пылом – и еще большой физической силой. На стенах растянулись гирлянды вроде тех, которыми украшают дома в святой вечер Сочельника, но выглядящие аляповатыми и неаккуратными. И Лэйд ничуть не удивился, обнаружив, что сделаны они из загнутой крючьями арматуры, колючей проволоки и костяных обломков, а вплетены в размотанную по всей стене колючую проволоку. Кое-где из стены торчали штыри, на которых висело – воображение Лэйда милостиво обождало две секунды, прежде чем явить ему истинную картину – целое собрание
– Прр-рришлось пор-рядком повозиться, - прогудел за его спиной Коу и в этот раз Лэйд отчетливо расслышал в его лязгающем и рычащем голоса что-то похожее на самодовольство, - Голые стены нагоняют скуку, зато теперр-ррь… Недурр-ррно ведь вышло?
Подсвечники были сложены из обтесанных костей безыскусно, но с некоторой варварской элегантностью, а свечи, горевшие в них, роняли на пол дымящие черные капли, которые наверняка не были воском. Ковер, мягко пружинивший под ногами, был небрежно сшит проволокой из разнородных шкур, невыделанных, липко чавкающих, и распространявших зловоние.
Были и прочие украшения, которые его восприятие милосердно попыталось отодвинуть на задний план, выдавив из реальности, но которые он невольно рассмотрел, пока стоял посреди комнаты, глотая ртом воздух.
Панно из вбитых в стену кусочков кости и ржавых гвоздей, изображающее корчащиеся человеческие фигурки. Абажуры давно погасших ламп из космами висящих человеческих скальпов. Еще какие-то композиции, созданные тем же дьявольским воображением и страшной силой, созданные из материалов, совершенно для этого неподходящих, которые попались под руку, но оттого не менее жутких.
– Мне не удалось рр-рраздобыть патефон, - пробормотал Коу, разглядывавший комнату с самодовольством радушного хозяина, - Но думаю, это не стрр-р-рашно. После ужина мы споем «Готэмских умников» или «Маленькую мисс Маффит», эти песни здор-ррово подымают дух! Или вы прр-редпочитаете рр-ррождественские гимны?
Великий милосердный Боже.
В этот миг, глотая воздух, перемешанный с некрозным зловонием, Лэйд взмолился бы даже Ранги, отцу неба и Папа, матери земли. Или любому божеству из пестрого пантеона Полинезии, если бы то могло помочь ему сохранить сознание и рассудок. Ему приходилось бывать во многих скверных местах, в которые никогда не сунется здравомыслящий человек, включая те, заглядывать в которые осмеливались лишь клерки из Канцелярии, прирожденные падальщики в их глухих черных костюмах.
Он бывал на местах преступлений, этих миниатюрных сценах, на которых человеческие тела окончательно перешли из разряда действующих лиц в разряд декораций и реквизита. Бывал на пиршественных полях, на которых всласть отобедали прислуживающие Левиафану твари, чьи вкусовые предпочтения могли бы разделить разве что голодные акулы. Бывал в кельях китобоев, полнящихся миазмами и грязью сверх всяких пределов. Но это…
Даже адепты и жрецы Карнифакса, Кровоточащего Лорда, за которыми ходила слава безумных садистов, чтящих вивисекцию как основу своей религии, не обставляли свои тайные храмы столь безумным и вопиющим образом, каким был украшен для торжественного ужина превращенный в залу канцелярский отдел.
– Садитесь! – приглашение, произнесенное дребезжащим голосом Коу, даже без сопровождения в виде клацающих курков, было приказом, - Вы наверр-ррняка с нетер-рррпением ждете ужина. Нет, не сюда! Во главу стола, будьте добр-рры! Вы – наш почетный
***
Лэйд покорно сел. Стол уже был сервирован, не очень умело, но старательно. Кто-то очень старался украсить эту трапезу, используя те небогатые запасы посуды, что уцелели. Тарелки были разномастные, многие покрыты трещинами, с отколотыми кусками. Фужеры – надбитые, зачастую перепачканные, на дне многих из них скопилось что-то вроде тины. Вилки – потемневшие и скрюченные, а местами и изъеденные невесть чем, точно их продержали многие часы в тазу с едкой кислотой. Лэйд машинально протянул руку к салфетке, но почти тотчас отнял ее. Льняные салфетки лишь казались чистыми, они были покрыты въевшимися в них бурыми пятнами и ожогами.
Еще меньше ему понравились блюда, возвышавшиеся на столе. Терпеливо дожидающиеся едоков, в ожидании трапезы они были заботливо прикрыты серебряными крышками, но Лэйд слишком отчетливо ощущал разлитую в воздухе тяжелую вонь, чтобы понимать – эти крышки лучше не приподнимать, какое бы любопытство ни точило гостя, потому что ничего хорошего под ними не обнаружится. Уж точно, ничего съедобного.
– Где Крамби? – только и спросил он, пытаясь устроиться на стуле настолько непринужденно, насколько это позволяли ему сведенные мышцы и обмершие от отвращения внутренности, - Гостям не должно приступать к ужину, пока нет хозяина.
– Мистер-ррр Крр-ррамби уже идет, - заверил его Коу, - Одевается к ужину. Я схожу за ним, если вы не возрр-рражаете. Оставайтесь здесь, мистерр-рр Лайвстоун. И помните пр-р-ро прр-рравила прр-р-риличия. Если вы соверр-рршите нечто опрр-рометчивое, мне пр-ридется пр-рричинить вам некотор-рые неудобства.
Он вышел, тяжело затворив дверь. Лэйд не бросился к ней тотчас, хотя именно к этому толкали его рычащие тигриные инстинкты, проснувшиеся и бессильно кружащие в клетке. Слишком отчетливо слышал тяжелый шорох възжающего в пазы засова. Единственная дверь из страшной обеденной залы, готовой к началу трапезы, была для него таким же неприступным препятствием, как крепостные ворота.
Крамби предусмотрел это. Как и многое другое, должно быть.
Лэйд жадно схватился за столовые приборы, перебирая их негнущимися пальцами. Обычный столовый нож – скверное оружие, но лучше располагать таким, чем остаться безоружным вовсе. Никчемная попытка. Кто бы ни сервировал стол, он хорошо понимал, какими чувствами будут одержимы гости, и подготовился к этому. Из всех ножей на столе были оставлены только фруктовые. Изготовленные из мягкого металла, не имеющие острия, в качестве оружия они представляли собой не большую угрозу, чем обычные ложки.
Лэйд заставил себя мысленно сосчитать до десяти по-маорийски. Монотонная работа угнетающе действует на воображение, а его воображение сейчас причиняло ему чересчур много хлопот, подрывая устойчивость рассудка. Что бы он ни увидел здесь, ему нужна холодная голова.
Котахи. Руа. Торутору. И-вха. Рима…
Если Крамби сотворил все это или изготовил руками своего подручного Коу, он не просто повредился в уме, он безумен. Может, он считает, что подражая страшному искусству демона превращать человеческое тело в нечто ужасное, причиняя страдания и муки, сделается ему союзником? Может, абажуры из человеческих скальпов и гирлянды из костей были не столько предметом интерьера, сколько сакральными жертвами, жалкой заявкой отчаявшегося безумца на вступление в клуб?..