Бумажный Тигр 3
Шрифт:
– Может, вы отгадаете, мистер… эм-м-м-м…
Мистер-Невесть-Чей-Дядюшка-Вторгшийся-В-Привычную-Жизнь.
– Картошка, - Лэйд макнул свернутую лепешку-фарината[11] в соусник, после чего откусил половину и промокнул губы салфеткой, - Чего тут думать? Он получил двадцать тонн картошки.
На их конце стола на несколько секунд установилась тишина. Синклер растерянно хлопал глазами, Лейтон желчно кривил губы, мисс ван Хольц беззвучно рукоплескала.
– Господи! Отчего вдруг картошка?
Лэйд кашлянул в салфетку.
– Вы сказали, что компания, акции которой он намеревался купить, звалась «Ривай Лимитед». Ну так все просто.
Лэйд ожидал насмешек, фырканья, презрительных гримас. Словом, того, чем господа в хороших костюмах обыкновенно награждают чрезмерно много возомнившую челядь, влезшую в разговор. И был немало удивлен, когда все вдруг расхохотались.
Смех был не издевательский, наоборот, самого искреннего рода. Мисс ван Хольц колотила руками по столу, всхлипывая сквозь слезы. Кольридж поперхнулся и Лейтону даже пришлось стучать его ладонью по спине, не замечая, что к его собственному лицу прилип кусочек жареного лука. Даже молчаливый Коу, выглядевший как постник-пуританин посреди съезда клуба обжор, не удержался от смеха. Хохотал даже Синклер, чью историю так беспощадно разрушили, и от хохота сделался алым, как пирог с брусникой. Розенберг мелко икал, придерживая очки, чтоб те, чего доброго, не свалились в тарелку.
Забавно, до чего смех преображает людей, подумал Лэйд. Минуту назад эти люди казались мне самодовольными хлыщами, этакими истуканами из витрины галантерейного магазина, но стоило им рассмеяться, и они враз сделались симпатичнее, естественнее. Видимо, смех, как и старое вино, столь древняя субстанция, что проступает под всеми слоями лакировки и краски…
– Мой… мой дядюшка часто имеет торговые дела с полинезийцами, - пробормотал Крамби, отдуваясь, - У него в запасе уйма подобных историй. Может, поделитесь с нами еще чем-то?
Лэйд не собирался выставлять себя на всеобщее обозрение, его вполне устраивала скромная роль безвестного дядюшки, на которого обращают внимания не больше, чем на снующего под ногами кота. Не хватало еще, чтоб в Хукахука стали поговаривать, будто почтенный Лэйд Лайвстоун за горсть монет выставляет себя шутом на собраниях толстосумов, точно дрессированная обезьяна!
С другой стороны…
Мисс ван Хольц улыбнулась ему со своего места. Выражение ее раскосых глаз непросто было прочитать, но Лэйду показалось, что он видит в них что-то сродни ободрению. И что-то еще, что можно было принять за… интерес? Прекрати, мысленно шикнул на себя Лэйд, ощущая предательскую слабость под ложечкой. Она женщина не твоего круга, Лэйд Лайвстоун, нелепо надеяться, будто твоя персона может заинтересовать ее. По сравнению с джентльменами, сидящими с тобой за одним столом, ты не более примечателен, чем мешок с картошкой, который вытащили из погреба, чтоб просушиться. Не обольщайся, иначе будешь выглядеть жалко и…
Лэйд улыбнулся.
– Что ж, если вы настаиваете, думаю, смогу выудить из памяти еще парочку историй.
***
Пирушка удалась на славу. Лэйд и сам не заметил, как сам сделался ее частью, влился легко и свободно, точно глоток виски в пересохшую глотку. И если поначалу он еще ощущал себя чужеродным вкраплением, то ощущение это, сглаженное вином и непринужденной обстановкой, весьма быстро растворилось без остатка.
Ободренный оказанным ему вниманием, он поведал обществу старую историю о полли, сделавшимся мировым судьей, и о том, к какому конфузу это привело впоследствии. Успех был необычайный, хохотали все, а мистер Розенберг, всхлипнув «Ах, черт, так и знал, что этот болван забудет про пуговицы!» едва не уронил свои злосчастные очки в салат, усилив и без того комичный эффект.
Следом Лэйд рассказал историю о католическом священнике, вздумавшем основать на острове иезуитскую миссию, и вновь заслужил продолжительную овацию. Окончательно освоившись, он рассказал про случай с бушелем капусты, дочкой плотника и старым пугалом – почти подлинную, между прочим, если заменить капусту на яблочный огрызок, а дочку плотника на старого почтальона – хоть и случившуюся не с ним, а со Скаром Торвальдсоном пять лет назад.
Он определенно имел успех в этот вечер, как выражается о дебютантах «Серебряный Рупор» в своем театральном разделе. Может, он не владел манерами на том уровне, что завсегдатаи этих сборищ, может, его костюм выглядел жалким подобием их собственных облачений, однако его слушали, и слушали охотно. Под конец дошло до того, что он принялся рассказывать анекдоты, великим запасом которых располагал, и дорассказывался до того, что юный Синклер едва не свалился под стол, а с мистером Лейтоном даже сделались колики.
– …тут их локомобиль возьми да и останови полисмен. Вытягивает, значит, водителя из-за руля и требует открыть отсек для багажа. Смотрит на груз, выпучив глаза, а потом несется в участок и при этом орет на ходу: «Сержант! Сержант! Тут целая кладка полинезийских яиц, сэр! Мало того, два ублюдка вылупились и уже успели украсть велосипед!..»
Хохот грянул такой, что лафитники и графины на столе отозвались тревожным перезвоном, а Крамби вынужден был призвать собравшихся к порядку, даром, что сам утирал слезу пальцем.
Прочие не остались в долгу. Мистер Розенберг поведал собравшимся джентльменам о курьезном случае, когда островные аппараты Попова при передаче сводки новостей с континента, ошиблись в сигнале, спутав букву «о» с буквой «е», и о том, какие катастрофические последствия это возымело для торговцев мебелью, шатенов и уличных котов. Может, он не обладал талантом рассказчика, которым судьба щедро наделила Лэйда, однако завоевал свою порцию внимания.
Мистер Лейтон в свою очередь поделился впечатлением от плавания в юности на шестивесельном швертботе, отчего разговор на добрые полчаса превратился в ожесточенный спор на тему гребного спорта, спор, непонятным для всех присутствующих образом перекинувшийся на русско-германский договор, историю выведения шотландских сеттеров и чудодейственные свойства «трубки Бранли[12]».
Грузный мистер Кольридж, вдохновившись всеобщим весельем, попытался поведать о том, как его кузина Гнесс съездила на ярмарку, но к тому моменту уже так захмелел, что его рассказ в равной степени походил на водевиль, фарс и полицейский роман, а закончился тем, что Уильям Джеймс в свое время нарек «Stream of consciousness[13]». Отчаявшись понять суть происходящего, Крамби заставил мистера Кольриджа под смех окружающих выпить две рюмки мадеры, после чего судьба кузины Гнесс окончательно канула в пучину.