Бумер-2
Шрифт:
Дашка вышла в зал и стала тереть тряпкой стол.
Глава восьмая
До выпуска из зоны амнистированных зэков оставалось всего пять ден, время не то, что поджимало, просто хватало за жабры, а дел у Чугура — вагон и маленькая тележка. Все семеро амнистированных — люди, мягко говоря, незаметные, серенькие. Нет тут ни знаменитых законных воров, ни шишек с положением в обществе, ни детей шишек. Заключенный Огородников по кличке Кот может занять место любого из них.
Тем
К вечеру четверо претендентов по разным причинам отсеялись, в списке остались три верных кандидата: Семен Феоктистов, Колька Шубин и Сергей Телепнев. Вместо кого из этих персонажей выйдет на волю Огородников, — вот вопрос.
Феоктистов оказался замкнутым немногословным человеком, из которого лишнего слова не выжмешь. Всосанные щеки, высокий и костистый, как вяленая вобла, весь какой-то задроченный, он сидел на краешке стула, положив руки на колени. Куртка висела на его покатых узких плечах, как на вешалке. Слишком длинные не по росту рукава закрывали запястья.
Лишь в конце беседы он немного разговорился.
— Чем собираешь заняться, когда откинешься? — спросил кум.
— Первым делом в баню схожу, — ответил Феоктистов. — В нормальную баню.
— А мечта есть какая-нибудь? Ну, жениться, детей завести.
— Не-а, гражданин начальник, — покачал головой зэк. — От этих детей потом одни алименты. Баня — и есть моя мечта. С парной, бассейном. Подают сардины в масле и пиво. Я бы там с утра до вечера просидел. Хоть каждый день ходил.
— И это все? — удивился кум.
— Еще есть планы. Машину хочу купить. И с заочницей полежать на теплой кровати. Чтобы мягко было. Перина пуховая и все такое. У нее свой дом в Павловском Посаде. Участок восемь соток. Яблонь тридцать стволов. Благодать. Обещала дождаться, но что-то писем давно нет. Засомневался я в ней.
Кум смотрел на Феоктистова, поражаясь убожеству его мышления и мелочным желаниям. Что за душой у этого человека? Подруга по переписке, которую он никогда не назовет своей. Груз прожитых лет. У Феоктистова есть жизнь, с которой этот придурок не знает, что делать. Чертово отродье…
— А на работу не хочешь устроиться?
— Хочу на работу, гражданин начальник.
Феоктистов не умел врать, говоря про работу, даже не спрятал усмешку. Ясно, он выйдет на свободу, получит наколку
— А с этим как? — кум щелкнул себя пальцем по горлу, выбив приятный смачный звук. — Ты ведь лечился несколько раз. Не думаешь развязать веревочку?
— Нет, водку в рот не возьму.
Феоктистов снова соврал, а кум снова сделал вид, что поверил.
— И правильно, — неизвестно чему обрадовался он. — Столько семеро не заработают, сколько один пропьет. И с бабой вечно будут напряги. Какая ей жизнь с ханыгой?
Закончив эту в высшей степени содержательную беседу, кум, отпустив зэка, приложился к фляжке с коньяком. Если не тяпнуть хотя бы сто грамм, от общения с этими скотами просто крыша съедет. Конечно, вместо Феоктистова можно выпустить на волю Кота, это хороший вариант. Родственников у Семена нет, с женой в разводе, подругу ищи-свищи. Только какая-то мифическая заочница.
Но можно посмотреть на этого типа с другой стороны, под другим углом: Феоктистов — вор-домушник. А это работа артельная. Значит, на воле остались дружки, сообщники, барыги, которым он толкал товар. Слишком много людей о нем помнят. Может статься, по тюремному телеграфу начнут наводить справки, выяснять обстоятельства случившегося. Почему Феоктистов сгинул на зоне? Что произошло?
Нет, лишние разговоры никому не нужны. Напротив фамилии Феоктистова кум поставил два жирных вопросительных знака.
Следующим в списке значился Николай Шубин. Молодой парень переступил порог кабинета, отрапортовал, как положено. Когда кум разрешил, осторожно, словно боясь обжечься, присел на краешек табурета. Разговор крутился, как заезженная пластинка, все об одном и том же. Кум повторял старые вопросы и слышал стандартные ответы. Мечтаю работать, учиться. Больше на зону не вернусь. Заделаюсь честным фраером. Короче, ля-ля, тополя.
— Из родственников у тебя кто есть? — подходя к главному, доброжелательно спросил кум.
— Только дядька и сестра родная Даша, — ответил Коля. — Вот и все мои родственники.
— А родители? — кум знал ответ, все это было в личном деле, но вопрос свой все рано задал. Для порядка. — Мама? Папа?
— Погибли в автомобильной аварии, гражданин начальник. Мне было одиннадцать. А Дашке шесть лет. Нас дядя воспитывал. У него своих детей нет.
— Понятно, — кивнул Чугур. — Наверное, ждут тебя дядя с сестрой, дни считают? Или собираются тебя тут встретить, прямо у вахты?
— Нет, гражданин начальник, — помотал головой Шубин. — Никто не ждет. В смысле, ждут, конечно, но не сейчас. Потому как выйти я должен через два года. О том, что я попадаю под амнистию, специально не писал. Дашка уверена, что мне еще два года барабанить.