Бунт Афродиты. Tunc
Шрифт:
— Они, может, народ вздорный, но им мы обязаны своими самыми крупными успехами. Фирма поддерживала связь с партией Мустафы, когда она была ещё тайным обществом.
Фирма была в курсе его планов, знала, что когда его партия придёт к власти, то запретит фески и арабский алфавит. И фирма ждала своего часа. Мы сумели подкупить кого нужно, и в тот самый день, когда вышел фирман, в порту пришвартовалось шесть наших пароходов с кепками. Мы также заключили контракт на печатанье марок и государственных бланков — несколько месяцев мы ввозили печатные станки. Понимаете, о чем я? Бизнес в Леванте — вещь довольно специфическая.
Он аж раскраснелся, напыжась от гордости. Я прекрасно все понял, о да.
Допотопная контора, стоявшая среди зловонных портовых
На них были старомодные фраки — не слишком подходящий наряд для летней жары.
— Они владеют языками всех стран, с которыми фирма имеет дело, — сказал мистер Сакрапант и добавил: — Видите ли, каждый из присутствующих возглавляет своё подразделение. Мы децентрализованы, насколько это только возможно. Огромное разнообразие дел, которые мы ведём, позволяет это.
Он взял со стола пачку накладных и телеграмм, касающихся фрахта, цен и поставок, и скороговоркой прочитал адреса: Бейрут, Мозамбик, Алеппо, Каир, Антананариву, Лагос.
Я выпил предложенную мне чашечку неизменного кофе потурецки и выразил восхищение исключительной деловой активностью фирмы, на сём наш визит закончился, и мы, моргая от яркого солнца, вышли на улицу. Остаток дня Сакрапант посвятил мне, пожелав показать город; мы с ним отправились пешком в путь, делая хитрые зигзаги, чтобы взглянуть на самые примечательные памятники. В медовом полумраке крытых базаров я купил несколько монет и йеменскую серебряную сетку для волос со смутной мыслью подарить их Ипполите по возвращении. Мы не спеша прогуливались по выжженным солнцем дворам мечетей, останавливаясь, чтобы покормить голубей мелким турецким горошком из бумажных пакетиков. Перекусили вкуснейшими голубями с рисом. Уже на склоне дня так же неторопливо направились обратно к отелю, и к этому моменту я понял, какое это громадное кладбище — Стамбул, или так кажется. Гробницы и мавзолеи разбросаны по всему городу, а не собраны в ансамбли на площадях. Кладбища лежали повсюду, где люди оставляли после себя могильные камни, как в кошачьей песочнице; смерть кружила по городу и косила сплеча. Глубокая печаль и глубокое уныние, казалось, висели над этими красивыми пустыми памятниками. Нужно время, чтобы понять Турцию.
По правде говоря, мне не терпелось покинуть её и вернуться в Афины, где хоть шумно, но зато царит атмосфера свободы.
— Вы, конечно, захватили свою коробочку? — спросил мистер Сакрапант. — Мне известно, что мистер Пехлеви горит желанием увидеть её.
Но, конечно же, его не будет в городе ещё двадцать четыре часа; да, я захватил коробочку. Мистер Сакрапант согласился выпить чаю с тостом и пустился в воспоминания о коммерсантах Смирны, у которых он научился английскому. И, как бы между прочим, заметил:
— Кстати, мистер Пехлеви попросил передать вам, что здесь есть коммерческий советник и он настаивает, чтобы
Не знаю почему, но это замечание меня слегка встревожило. Мистер Сакрапант вздохнул и с видимым облегчением откланялся, сказав, что у него приглашение на обед. Я, со своей стороны, после столь длительной и утомительной прогулки по городу рад был возможности отправиться к себе и прилечь отдохнуть — и сделал это с таким удовольствием, что было уже темно, когда я проснулся и, нащупывая дорогу, в смятении поспешил вниз. Баньюбулы в обеденном зале не было, да и других постояльцев, с кем можно было бы поболтать за столом, по пальцам пересчитаешь. Но потом я наткнулся на него внизу, в бильярдной комнате, где он наигрывал заунывные персидские мелодии на совсем крохотном пианино. На нотной полке перед ним стояло несколько больших порций виски — необходимая мера предосторожности против привычки своенравного бармена закрываться именно в тот момент, когда особо хотелось выпить. Должен сказать, что он был не настолько пьян, как накануне вечером, хотя, судя по количеству стаканов перед ним, все было ещё впереди. Он разрешил мне позаимствовать один и присесть рядом. Он был не в духе и то и дело промахивался по клавишам. Наконец он с грохотом захлопнул крышку пианино.
— Ну что ж, — сказал он, причмокнув, — сегодня передаю Сиппла кому нужно и гуд бай, возвращаюсь в Полис.
— Передаёте? Вы что, наручники на него надели?
— Нет, а не мешало бы, — кровожадно ответил Баньюбула. — На всех на них не мешало бы надеть наручники. — Он зарычал, уткнувшись подбородком в жилет, потом спросил: — Полагаю, вы уже видели эту свинью, Пехлеви? — Подобная вспышка у столь мягкого, обходительного человека, книжника, изумила меня.
— Завтра. — Баньюбула вздохнул и с мрачным, обреченным выражением помотал головой. — Завтра вы станете одним из них и будете командовать мной.
Настала моя очередь выйти из себя, настолько надоело слушать одно и то же бессмысленное нытьё — эту бесконечную волынку, melopee.
— Послушайте, — сказал я, тыча пальцем ему в жилет, — я не из них, не из других, я всегда сам по себе. Речь идёт об одной безделушке, относительно которой мы, может быть, заключим коммерческое соглашение, всегонавсего. Вы слышите?
— Вот увидите, — проворчал он.
— Кроме того, каждый пункт соглашения должен быть просмотрен и одобрен атташе по торговле, — важно добавил я.
— Хаха.
— Что значит «хаха»?
— Над чьим трупом? — невпопад ответил Баньюбула. — Над моим, мой мальчик. Ты становишься своим, я остаюсь где был. — Он выпил и с преувеличенной осторожностью поставил стакан. Лицо его неожиданно посветлело. Он самодовольно улыбнулся и потёр подбородок, искоса поглядывая на меня. — А вот Карадок не мучается, как мы.
— Он из них?
Баньюбула скептически взглянул на меня.
— Разумеется, — с отвращением сказал он. — И всегда был, но хочет от них освободиться!
— Ну прямо какойнибудь паршивый закрытый пансион для девиц, — сказал я.
— Да, — покорно согласился он. — Вы правы. Но поговорим о чемнибудь более приятном. Если бы я был здесь не по делам, то показал бы вам коекакие городские достопримечательности. Такие, какие большинство людей не замечают. В одном из павильонов в Сераглу, например, есть целая коллекция дильдо, искусственных пенисов, собранных со всего света, которая принадлежала Абдулу Хамиду; все в прекрасном состоянии и снабжены соответствующими бирками. Говорят, он был импотентом, и подобное коллекционирование было одним из немногих удовольствий, которые он мог себе позволить.