Бунт Дениса Бушуева
Шрифт:
В огромном зале, с тяжелым лепным потолком, толпился народ, гудели голоса, медленно и бесстрастно расхаживали дежурные милиционеры. Вглядевшись в толпу, Бушуев отметил почти одинаковое выражение лиц: скорбное – у женщин, окаменелое – у мужчин.
Бушуев встал в очередь, вытянувшуюся вдоль легкого барьерчика с сеткой поверху, за которым виднелись головы секретарей и делопроизводителей. Очередь продвигалась сравнительно быстро, разливаясь на несколько ручьев. Люди за барьерчиком спрашивали фамилию просителя, разыскивали какие-то бумажки, небрежно протягивали их в сетчатое окошечко.
– Вам
– Обратитесь в Гулаг… Следующий!
– В просьбе отказано… Следующий!
– Товарищ Вышинский принимает по вторникам, четвергам и субботам. Подайте заявление… Следующий!
– Ваш муж осужден без права переписки. Естественно, что от него нет сведений… Следующий!
Подошла очередь Бушуева.
– Мне сегодня назначено свидание с товарищем Вышинским.
Узкоплечий человек в желтеньком пиджачке угрюмо взглянул на просителя.
– Как фамилия?
– Бушуев.
Узкоплечий человек порылся в бумагах, дернул плечом и куда-то ушел быстрой, вихляющей походкой. Через несколько минут он вернулся.
– Совершенно верно, – сказал он спокойным бесстрастным тоном. – Вам назначено свидание в три часа. Но товарищ Вышинский вызван на экстренное заседание. Вас примет его заместитель товарищ Муравьев. Он в курсе вашего дела.
Бушуев секунду поколебался: «Ах, не все ли равно, – подумал он. – Если нарком сдержал свое слово и переговорил с Вышинским, то какая разница, с кем я буду иметь дело – с самим ли Вышинским или с его заместителем».
– Хорошо… – согласился он.
– Ваши документы, пожалуйста.
Бушуев подал паспорт и членскую книжку Союза писателей. Узкоплечий человек просмотрел документы, сверил фотографию, написал пропуск, снова куда-то ушел, видимо, к тому, кто подписал пропуск, и вручил пропуск Денису.
– Второй этаж… Там вас проведут, куда нужно. Гардероб внизу, налево.
Оставив в гардеробе пальто и шляпу, Бушуев поднялся на второй этаж. Двое молодцов в штатском проверили его документы и сверили с какой-то бумагой.
– Ваша фамилия?
– Бушуев.
– Имя-отчество?
– Денис Ананьевич.
– Оружия нет?
– Нет.
Молодцы скользнули глазами по его фигуре.
Перед кабинетом Муравьева – просторная, в три больших венецианских окна, совершенно пустая комната: лишь ковер во весь пол да несколько тяжелых, мягких кресел. Ждать Бушуеву пришлось недолго. Скоро из кабинета вышла молодая женщина и, на ходу смахивая маленьким кружевным платком слезы, быстро прошла в коридор, а грузный человек в роговых очках, появившийся вслед за женщиной в дверях кабинета, коротко осведомился у Дениса:
– Фамилия?
– Бушуев.
– Пожалуйста…
Пройдя еще комнату, где сидели за пишущими машинками две девушки, Бушуев вошел в большой, светлый кабинет Муравьева.
За массивным письменным столом сидел плотный человек, с бритой, круглой, как шар, головой, в темно-синем костюме, щегольски сидевшем на его широких плечах. Склонив блестевшую желтой кожей голову, он перелистывал бумаги короткими, сильными пальцами, с пучками черных волос на суставах. Встал,
– Садитесь, пожалуйста.
Серые, чуть прищуренные глаза его смотрели умно и слегка устало. Теперь, когда Бушуев увидел Муравьева во весь рост, ему показалось, что синий костюм сидит на прокуроре совсем уж не так щегольски – так сидит штатская одежда на людях, привыкших носить форму: чуть мешковато.
– Я пришел по делу моего деда Северьяна Бушуева, осужденного в 1937 году по обвинению в убийстве… – начал было Денис, сев в широкое, мягкое кресло у стола. – Обвинение, по-моему…
– Знаю, знаю… – поспешно перебил его Муравьев. Голос его был низкий, грудной, с каким-то приятным, мягким оттенком. – От Андрея Януарьевича знаю. Да и с делом я успел познакомиться, и даже весьма внимательно проштудировал его. Интересное дело. Даже, можно сказать, единственное в своем роде… Статья, конечно, тяжелая: пятьдесят восемь, пункт восьмой. Террор.
Все это он проговорил неторопливо, слегка растягивая слова.
– Конечно, статью при желании можно переквалифицировать на бытовую, благо и предпосылочки к этому найдутся… Минутку, вы сказали «по обвинению в убийстве»… Разве у вас есть сомнения насчет… Папироску? – он любезно протянул Бушуеву массивный серебряный портсигар.
Бушуев закурил. Наблюдая, как быстрым и точным движением Муравьев положил портсигар в карман брюк, Денис подумал, что жест этот очень типичен для военного.
– Да, сомневаюсь, – вздохнув, сказал Бушуев. – Сомневаюсь потому, что по природе своей и по убеждениям дед мой не способен ни на какое преступление, тем более – на убийство.
– Сомневаюсь и я… – тихо сказал Муравьев, задумчиво перелистывая «дело». – Что-то уж тут очень нелепое… – и вдруг, откинувшись назад, негромко сообщил, глядя прямо в глаза Дениса: – А ведь я вас вижу не в первый раз, товарищ Бушуев…
На этот раз серые глаза его смотрели холодно и чуждо.
– Откуда? – оговорился от неожиданности Денис: вместо «вижу» – ему послышалось «знаю».
Муравьев рассмеялся, показывая белые и чересчур уж ровные зубы – видимо, вставные.
– Ничего особенного. Просто осенью был в МХАТе на премьере ваших «Братьев». Сидел с женой в четвертом ряду и видел, как вас вызывали. Даже сам похлопывал, а жена – так та даже присоединила и свой голос к общему хору голосов «Автора!»… Да-а, успех большой. Отлично играли Топорков и Москвин. Какой на редкость убедительный и сильный образ бандита-повстанца создал Топорков! Какой ум, какая силища!.. Хорошая пьеса, хорошая…
– Спасибо… – холодно поблагодарил Денис, чувствуя, что за сло вами и за тоном Муравьева кроется что-то недоговоренное и неприязненное.
– Только вот что, – продолжал Муравьев, все так же пристально глядя на Бушуева. – Объясните-ка мне, товарищ Бушуев: отчего это у наших писателей отрицательные персонажи, как правило, и сильнее, и убедительнее положительных?
Бушуев задумался, вопрос был неприятный. «Ну, на чёрта все это ему надо?» – с тоской подумал он.
– Я думаю, что мы не очень талантливы, за редкими исключениями, и просто бессильны показать положительного героя живым человеком…