Бунт на «Баунти»
Шрифт:
Впрочем, довольно скоро в свалке тел, под которой я был погребен, забрезжил просвет, владельцы этих тел один за другим вставали, придавившая меня тяжесть понемногу уменьшалась, и черт знает какая задница сползла с моей головы. Я полежал еще немного, глядя вверх и пытаясь прикинуть варианты того, что меня ожидает, но тут ко мне опустилась обтянутая синей тканью рука, неучтиво сцапавшая меня за грудки.
– Поднимайся, паренек, – сказал обладатель этой руки и поставил меня на ноги, и я, к стыду моему, малость пошатнулся, а все вокруг загоготали.
– Он
– Юный воришка, так? – спросил, игнорируя вруна, ярыжка.
– Юный воришка тут был, – ответил я, пытаясь отряхнуть одежду и гадая, как далеко мне удастся уйти, если он на миг разожмет кулак и я смогу удариться в бегство. – Пытался смыться с карманными часами джентльмена, да, и не схвати я его и не позови полицию, он так и сделал бы. Я – герой, вот я кто, а эта здоровенная орава сдуру набросилась на меня и едва не пришибла. А настоящий вор, – прибавил я и пальцем указал направление, и все повернулись в ту сторону, а потом снова уставились на меня, – вон туда побежал.
Я обвел людей взглядом, стараясь понять, как они это восприняли, хорошо сознавая, впрочем, что они не настолько тупы, чтобы пойматься на мое вранье. Но мне нужно было побыстрее придумать что-то, а ничего другого так сразу в голову не пришло.
– Он был ирландец, – прибавил я. (Ирландцев в Портсмуте терпеть не могли за их низкие привычки, отвратительные манеры и обыкновение размножаться с помощью родных сестер, поэтому их было легко обвинить в чем угодно, выходившем за рамки добропорядочности и правопорядка.) – Бурчал что-то на непонятном языке, да, рыжий такой, с большими полоумными глазами.
– Ну, коли так, – сказал нависший надо мной ярыжка и привстал на цыпочки, высоко, я даже подумал, что он, может быть, улетит, – тогда что же это такое?
И залез в мой карман, и вытащил часы французского джентльмена, и я уставился на них, изумленно выпучив глаза.
– Ах он подлец! – воскликнул я, и в голосе моем прозвенел гнев. – Негодяй, варвар! Это что же он со мной сделал?! Подкинул их мне, клянусь, подкинул перед тем, как удрать. Понимаете, они всегда так делают, увидев, что им не отвертеться. Стараются все на других свалить. Посудите сами, ну на что мне часы? Моему времени я сам хозяин!
– Кончай врать, – сказал ярыжка и для пущей убедительности тряханул меня и обхватил так, что я поклясться готов был – я его распаляю. – Давай-ка посмотрим, что еще найдется в твоих негодяйских карманах. Ты же все утро воровал, ручаюсь.
– Да ничего подобного! Клевета. Послушайте меня!
Это я к толпе обратился – и что, по-вашему, случилось в следующее мгновение? Та самая баба из простых подскочила ко мне и сунула свой язык в мое ухо! Я отпрянул, потому что один лишь Спаситель ведал, где этот язык побывал, а я в ее гонорее ничуть не нуждался.
– Осади назад, Нэнси, – велел ярыжка, и она отступила на шаг, но грязный язык ее так и остался торчать изо рта в знак пренебрежения ко мне. Чего бы я только не дал тогда за отточенный нож, которым враз отхватил бы этот кусок мяса.
– По нему виселица плачет, – крикнул из толпы хозяин фруктового лотка, тративший, как я хорошо знал, весь свой заработок на джин и никакого права выдвигать против меня обвинения не имевший.
– Вы его нам отдайте, сэр, – крикнул другой парень, который уже отсидел пару раз в тюрьме и мог хотя бы по этой причине за меня заступиться. – Отдайте, мы научим его кой-чему, он у нас мигом поймет, что его, а что наше.
– Констебль, прошу вас… вы позволите? – произнес голос более благородный, и кто же, по-вашему, показался в толпе? – человек, имевший полное право осудить мою душу на вечные муки, но не более пяти минут назад попытавшийся, как я теперь понял, предотвратить мою гибель под грудой зловонных тел. Толпа, признав джентльмена, расступилась, как если бы он был Моисеем, а она – Красным морем. Даже ярыжка малость ослабил хватку и уставился на него. Вот какую службу могут сослужить человеку изысканный говор и хорошее пальто, и я не сходя с места решил обзавестись когда-нибудь и тем и другим.
– С добрым утром, сэр, – сказал ярыжка уже не таким, как прежде, стервозным голосом – это он, грязный пес, надумал с джентльменом сравняться. – Так это вы стали жертвой злодея?
– Я уверен, констебль, что могу поручиться за мальчика, – ответил джентльмен тоном, позволявшим заключить, что повинен во всей кутерьме был не я, а он. – Я неудачно расположил на себе мои карманные часы, и им грозила опасность упасть на землю, после чего ни один искусный мастер не смог бы выправить полученные ими повреждения. Не сомневаюсь, мальчик просто подхватил их, чтобы вернуть мне. Мы с ним беседовали о литературе.
На мгновение все примолкли, и, должен признаться, я и сам почти поверил словам джентльмена. Разве не мог я, как любой другой, стать жертвой несчастного стечения обстоятельств? Разве нельзя избавить меня от дальнейших наветов, порочащих мой нрав и доброе имя, да заодно и снабдить рекомендательным письмом, подписанным представителем власти? Я взглянул на ярыжку – тот вроде бы призадумался, – однако толпа, почуявшая, что потехе приходит конец и я могу увернуться от причитавшегося мне наказания, поспешила взять дело в свои руки.
– Вранье, констебль, – закричал один из мужчин, выплевывая слова с такой силой, что мне пришлось уворачиваться от шматков его слюны. – Я своими глазами видел, как мальчишка прятал часы в карман.
– Видел, говоришь?
– Ему это не впервой, – взревел еще один. – Четыре дня назад увел у меня пять яблок и ни пенни не заплатил.
– Не стал бы я есть твои яблоки! – заорал я в ответ, ибо слова его были ужасной ложью. Яблок я увел только четыре, ну еще гранат прихватил для украшения пудинга. – Они у тебя червивые, все до единого.