Бурное море

Рыжих Николай Прокопьевич

— Давай, братцы, давай! — кричал Васька.

— Не унесем ведь, — заметил Толик.

— Тогда — стоп, — сожалеюще сказал Василий. — Эх, жаль шлюпки нету...

Перемыли рыбу, отнесли ее на траву. Тут она засверкала всеми своими прелестями, даже трава помолодела от нее.

Стали готовить уху. Сашка взял рыбину и стал резать ее на куски.

— Ты сколько лет на Камчатке? — подойдя к нему, спросил Толик.

— Один. А что?

— Сразу видно.

Толик взял штук пять рыбин, вырезал брюшки и головы, выбросив нижние челюсти с жабрами.

Уха получилась настоящая, камчатская. Мы съели по полной миске. Подумали, съели еще по одной. Потом еще по одной. И повалились на горячий песочек.

— Пошла рыбка, — сказал Роман. — Зимой и балычки будут, и ушица.

Рыбу разделили на пять равных куч, честно, по-рыбацки.

VIII

На другой день чуть свет мы были у парней на станции. Они взяли по куску хлеба и заторопились — только сухие водоросли потрескивали на прибрежных камнях.

На Бараньей сначала развели костер, разогрели говядину в банках, вскипятили чай, рыбачить собирались капитально.

И началось все преотличнейше, таскали невод по течению. И вот рыбы — ворох.

— Эх, шлюпки нету! — кипятился Роман. — Сегодня же займусь ремонтом ее.

— Прибегу помочь, — сказал Степанов.

Рыбу раскидали на семь равных куч — на вахте у нас Володька остался, — пообедали и стали собираться в дорогу. Тринадцать километров! Да эдакой-то дорогой!

— Куда ты по стольку! — крикнул Толик Роману, набивавшему мешки до самой завязки.

— Эх, Толя, Толя, — сожалеюще сказал Роман, — как потопаешь, так и полопаешь. Это же вещь!..

— Вещь-то вещь, да ведь надорвемся.

— Ничего с тобой не случится.

След в след, цепляясь за прибрежные кусты, подались к устью сухого ручья. Километра через три Толик сбросил мешок и выкинул из него несколько рыбин. Тоже самое сделал и я.

— Слабаки, — презрительно сказал Роман. — Вот я вам расскажу, как шли мы табором от Владивостока до Ясс. Война, голодуха, во всем таборе крошки не найдешь, а мы все населенные пункты обходим — иначе лошадей на фронт заберут. А куда без лошадей? Без них бы всему табору конец. После каждой стоянки могилки остаются, а князь не подпускает даже к деревням. Как огреет кнутом!.. Помню, возле Свердловска цыганки детей ему мертвых под ноги кидали, а он — кнутом, кнутом...

— Ну и сатана! — не выдержал Толик.

— А пусти он их в город, всему бы табору крышка... И довел до Бессарабии.

Все равно после этого страшного рассказа мешки не полегчали.

— Знаешь что, Роман, — сказал Толик, бросая мешок на траву, — во время войны матросы под танки бросались.

— Ну и что?

— А сейчас я даже под телку не лягу.

— Перекур, — объявил Роман.

В этот день сделали еще по одной ходке, еле живые доплелись до дома. Надо бы рыбу обработать, но второй час ночи уже был... вставать в четыре.

— Черт... опять шлюпку не наладили, — сердился Роман.

IX

На третий день была моя вахта.

В обед возвратились наши — я удивился — совершенно пустые.

— Всё, — мрачно сказал Роман. — Кончилась рыба... Наверно, она раньше пошла. Прохлопали.

— Возле устей в прибойке толчется, а в речку не идет. Ну хоть бы одна! Вот ты рыбак, — повернулся ко мне Толик, — что ты можешь сказать?

Что я мог сказать? Лет пять назад приходилось мне обслуживать ставные невода. Рыба у нас шла по-разному: и утренняя, и приливная, и верховая. Но невод стоит в море, а вот в речке...

— Может, полный отлив был? Прибойка была здорово осохшая? — спросил я.

— До самой тины, — сказал Роман.

— Я думаю, дело в отливе, — сказал Толик. — По отливу она заходит в речку или нет?

— Кажется, нет.

— Тогда не все потеряно, — оживился Роман. — Тогда надо ждать прилива. А когда он начнется?

— Таблиц у нас нету. Наблюдать придется.

— Надо бы подождать. А завтра когда прилив будет?

— Не знаю...

— Караулить будем.

Вдруг врываются Степанов с Митрохою. С мешками. В мешках топоры, пилы, рубанки.

— Надо в море рыбачить, — без всяких панических объяснений выпалил Степанов. — Где твоя шлюпка, Рома? Будем чинить.

— Начинай, — устало сказал Роман.

Они схлынули так же, как и нахлынули.

— Молодец все-таки Васька, — сказал Роман, глядя вслед своему другу. — И столяр, и плотник, и механик, и радист...

— И даже козу доить умеет! — засмеялся Толик.

— Ты напрасно смеешься, — нахмурился Роман. — Он простой матрос, кончил только курсы. А все хозяйство на его плечах. А если бы на его место поставить Митроху? Что получилось бы, хоть Митроха и с институтским дипломом.

— Это, Роман, ты себя имеешь в виду: вот я, мол, простой механик с подводной лодки, а мне, мол, подчиняются инженеры.

— Сам себя не похвалишь, стоишь как оплеванный, — засмеялся Роман. — Однако надо парням помочь. Кто со мной?

Спускаемся со своей скалы, под нами стеклянное безмолвие океана. Огибая сивучиные лежбища, что были милях в пяти от берега, шел пароход. Нам он казался не больше ботинка, а ведь вблизи это громадина.

И мне в голову пришла странная мысль: жили мы тихо и ладно, несли вахту, охотились, мылись в бане, катали шары на бильярдном столе, читали книжки, слушали музыку, смотрели кинофильмы. Но вот пошла красная рыба, и каждого из нас не узнать...

X

Шлюпку ладили дотемна, и парни с метеостанции ночью же отогнали ее на речку. И там же остались ночевать.

Когда на другой день мы пришли на Баранью — пришли с опозданием, проспали, — парни с метеостанции уже давно-давно бушевали там, рыбы у них было уже вороха. Мокрые, конечно, до затылков, то и дело подбегали к костру. Рыбачили они со шлюпки. Митроха сидел на веслах и отвозил невод метров на двадцать от берега. Сбрасывал его, остальные с криком и хохотом тащили на берег.