Буря перед бурей. История падения Римской республики
Шрифт:
В духе все того же драматизма, перед выборами Тиберий вновь облачился в траурные одежды и повсюду появлялся вместе с детьми, вымаливая у своих сторонников обещания позаботиться о них, если с ним что-то случится. А ночь накануне финального волеизъявления спал в окружении вооруженной личной стражи.
На следующий день с самого раннего утра сторонники Тиберия заполонили пространство вокруг храма Юпитера на Капитолийском холме, чтобы гарантированно взять под свой контроль площадку для голосования. Когда в сопровождении личной стражи явился он сам, толпа встретила его одобрительными возгласами и аплодисментами. А его противники, по прибытии на место, даже не смогли пробиться сквозь плотный строй сторонников Гракха. Услышав обращенный к трибам призыв голосовать, он так и не сумел пройти к урнам, избиратели из противоположного лагеря попытались проложить себе путь силой, после чего в толпе вспыхнула потасовка. Из-за
Тем временем в храме Фидес, буквально за углом Капитолийского храма, на свое заседание собрался сенат. Распространился слух, что Тиберий вознамерился сместить всех остальных трибунов и готовился стать единовластным монархом. В то утро сенат возглавлял не кто иной, как консул Муций Сцевола – один из авторов Lex Agraria. Назика и другие яростные противники потребовали от него что-нибудь предпринять, но консул ответил, что «не станет прибегать к насилию и ни одного гражданина не предаст смерти без суда; однако если народ, убежденный или принужденный Тиберием, проголосует за какое-то беззаконие, то такое голосование он посчитает принудительным» [38] .
38
Плутарх, «Тиберий Гракх», 19.
Взбешенному Назике этого оказалось недостаточно, поэтому он в ответ встал и сказал: «Пусть те, кто спасет нашу страну, последуют за мной» [39] . После чего надел официальное одеяние великого понтифика и возглавил толпу его единомышленников – сенаторов и клиентов. Все вместе они двинулись к храму Юпитера. Поскольку носить оружие в Померии – в священных границах города – было запрещено, Назика с его сторонниками в основном вооружились ножками от столов и другими импровизированными дубинками. И хотя предстоящее нападение никто заранее не планировал, было очевидно, что они, дабы разогнать толпу, желавшую сделать Тиберия Гракха римским царем, намеревались воспользоваться силой.
39
Аппиан, «Гражданские войны», I, 16.
Тем временем Тиберия, стоявшего на трибуне, предупредили о приближавшейся толпе. Его люди развернулись и приготовились к бою, но дрогнули, увидев толпу с участием сенаторов, возглавляемую самим великим понтификом. Хотя Тиберий уже начал отступать, люди Назики все равно агрессивно ринулись вперед и набросились на толпу. Как только их стали бить и награждать тумаками, сторонники Тиберия, естественно, дали отпор. Практически все жертвы в последовавшей стычке понесла одна сторона – люди Тиберия были без оружия и для шайки Назики каждый из них представлял легкую добычу. Многих из них, зажатых в угол на ограниченном пространстве перед храмом Юпитера, затоптали ногами, было немало и таких, кто разбился насмерть, упав с крутых склонов Капитолийского холма. Когда улеглась пыль, на земле остались лежать три сотни трупов.
Главной целью этого нападения, конечно же, был сам Тиберий, и реакционным сенаторам понадобилось совсем немного времени, чтобы обнаружить свою жертву. У входа в храм Юпитера Гракх споткнулся о труп человека, павшего до этого, и не успел даже встать, как на него напали сенатор и один из других трибунов. Хотя сам Тиберий тоже был трибун, что теоретически гарантировало ему неприкосновенность, эта парочка забила его до смерти ножками от скамьи. Как писал историк Аппиан, «вот как, оставаясь по-прежнему трибуном, умер Гракх, сын того самого Гракха, который дважды был консулом, и Корнелии, дочери того самого Сципиона, который отнял у Карфагена его превосходство. Он лишился жизни вследствие самого замечательного плана, реализованного с чрезмерной жестокостью; и это ужасное преступление, первое из всех, совершенных в народном собрании, впоследствии редко оставалось без параллелей, повторявшихся время от времени» [40] .
40
Аппиан, «Гражданские войны», I, 17.
Это был один из самых кровавых дней во всей политической истории Рима, хотя Плутарх и преувеличивает, утверждая, «что после упразднения монаршей власти это был первый в Риме бунт, приведший к кровавой бойне и смерти граждан» [41] . Но при реализации римской политики, по крайней мере на памяти живущих, к насилию никто не прибегал. И вот теперь сотни граждан сложили головы на Капитолийском холме. Кто бы как ни относился к Тиберию Гракху и его Lex Agraria, зрелище наверняка было шокирующим. Основной причиной кризиса 133 г. до н. э. стали опасные взаимные маневры на грани войны. Тиберий проигнорировал сенат, Октавий наложил вето на прочтение закона, после чего Тиберий заморозил все общественные дела. А когда Октавий проявил несгибаемость, Тиберий отстранил его от должности, в ответ на что сенат отказал земельной комиссии в финансировании деятельности, а Тиберий после этого завладел средствами, полученными Римом по пергамскому завещанию, и выставил свою кандидатуру на повторные выборы. Кульминация же всего этого наступила в тот момент, когда Назика возглавил вооруженную толпу, чтобы убить триста человек. За несколько быстро пролетевших месяцев банальный законопроект о перераспределении земли вылился в кровавую бойню.
41
Плутарх, «Тиберий Гракх», 20.
Извиняться за это нападение сенат не стал. В традиционных погребениях Тиберию и его погибшим сторонникам отказали, побросав их тела в Тибр. Само по себе это было шокирующим оскорблением традиций. Гракхи все еще оставались могущественным, знатным семейством, и отказывать их сыну в надлежащих похоронах было чревато религиозными и социальными последствиями. Но теперь всем рассказывали, что Тиберий пытался провозгласить себя царем – в нарушение величайшего запрета политических должностей. И сенат постановил, что не может позволить себе похороны, способные вылиться в новую, кровавую революцию.
На фоне этих нарушений обычаев предков, совершаемых направо-налево, «в Риме начиналась кровавая бойня и наступало право меча» [42] . Окончательный триумф грубой силы представлял собой урок, усвоенный всеми без исключения. Как позже отмечал греческий историк Веллей Патеркул, «Прецеденты отнюдь не заканчиваются там, где начинаются, и какой узкой ни была бы тропинка, по которой им приходится пробираться, они создают для себя проторенный тракт, чтобы разгуливать по нему совершенно свободно… и никто не считает для себя зазорным то, что выгодно для других» [43] .
42
Веллей Патеркул, «Римская история», II, 3.
43
Веллей Патеркул, «Римская история», II, 3.
Глава 2. Пасынки Рима
Из-за того, что власти предержащие действуют мерзко и жестоко, характер их граждан воспламеняется и выливается в безрассудные действия… и если им отказывают в добром отношении, они, заслуживая его, восстают против тех, которые ведут себя, словно бесчеловечные деспоты [44] .
132 г. до н. э. начался с усилий сената похоронить революцию Тиберия Гракха. Им была создана специальная комиссия, преследовавшая цель наказать тех, кто поддерживал незаконные притязания Тиберия на монархию. В то же время легитимность этого чрезвычайного трибунала вызывала вопросы. По древнему Закону двенадцати таблиц, «законы о смертной казни гражданина может принимать… исключительно комиций» [45] . Ни сенат, ни консулы не имели права выносить собственной властью гражданам смертные приговоры – но все равно выносили.
44
Диодор Сицилийский, «Историческая библиотека», XXXIV–XXXV, 2, 33.
45
Закон Двенадцати таблиц, XII, 11.
Простой народ от этого дерзкого нарушения закона был в ярости, которая усилилась еще больше, когда выяснилось, что преследованию подвергнутся только представители низшего сословия и проживавшие в Риме иностранцы. Сенаторов из числа аристократов, принимавших участие в этом деле – к примеру, авторов Lex Agraria, – даже не призвали к ответу, хотя они и сыграли в разразившемся кризисе главную роль. В последующие несколько недель над рядовыми гражданами Рима нависла зловещая тень трибунала. Их тащили к консулам даже за малейшую причастность к движению Гракха. Некоторых казнили, многих других отправляли в изгнание.