Буря Жнеца
Шрифт:
Серен дико озирала развалины и руины, всё это бесконечное поле разрушения.
– Однако диалог нужно ощутить, пусть и не услышать – такова его сила. Построение языка, согласие относительно принципов, значений и оттенков смысла… Серен Педак, чем ты считала Мокра? Разве он – не игра в грамматику? Искажение значений, переворачивание выводов, создание намеков, перекройка языка разума с целью обмана чувств…
Кто я?
Ну как же! Я Мокра, о Серен
Остальные уже собрались вокруг нее. Серен поняла, что стоит на коленях, упав от потрясения – будут синяки, ведь прижатая к камню плоть так ужасающе мягка… Она раздумывала над этим, глядя в глаза спутникам. Беседа между разумом и плотью, жалостливый диалог между мозгом и чувствами.
Она отмела прочь слова и погрузилась в нежный, безмятежный покой.
«Как это легко…»
– Берегись, ты смертельно рискуешь, обманывая себя. Ты можешь стать слепой к тяжести своих ран. В ходе такой игры легко умереть, Серен Педак. Нет, выбери для… экспериментов… другого. Корло мог бы научить тебя, будь у него время.
– Так… так он знает тебя?
– Не так близко, как ты. Благословенных слишком мало.
– Но ты же не бог, да?
– Тебе не нужно и спрашивать, Серен Педак.
– Ты прав. Но ты же… живой?
В ответе она расслышала веселье: – А вдруг главный мой обман – объявление о моем существовании? Язык имеет правила, а правила необходимы для создания языка. К’рул понял, что кровь утекает – и возвращается. Слабая, она оживает вновь. Круг за кругом. Но кто же, спроси себя, кто же враг всего этого?
– Не знаю.
– Да, еще не время. Но тебе нужно понять, Серен Педак. Прежде, чем мы достигнем цели.
Она улыбнулась: – Ты даешь мне задание?
– Диалог, любовь моя, не должен кончаться.
– Наш? С другими?
– Твои сотоварищи думают, что ты бредишь. Скажи, прежде чем мы расстанемся: кого ты выбрала для экспериментов?
Серен моргнула, взглянув на круг лиц. Выражения насмешки, тревоги, удивления, равнодушия… – Не знаю, – ответила она. – Это кажется… жестоким.
– Такова уж сила, Серен Педак.
– Я не могу решить. Пока что.
– Пусть будет так.
– Серен, – вскрикнула Чашка, – что с тобой стряслось?
Женщина улыбнулась и с трудом встала на ноги. Удинаас – к ее удивлению – протянул руку, помогая ей обрести равновесие. Он едва заметно растянул губы, видя, как она морщится. – Ты тяжело ударилась, аквитор. Можешь идти? – Его улыбка стала шире. – Наверное, не хуже всех нас, копуш?
«Ты, Удинаас? Нет, не думаю».
Он нахмурился: – Теперь нас таких двое.
Она сверкнула глазами – и пугливо их отвела. Собралась с силами и снова поглядела
– Мне не было нужды, – ответил он чуть слышно и передал ей имасский «посох». – Тлен терся у моих ног задолго до того, как я покинул Север.
Сильхас Руин и Скол уже вышли в дорогу.
Опираясь на копье, Серен двинулась рядом с беглым рабом, сражаясь с нахлынувшей волной симпатии к этому побитому жизнью человеку. «Может быть, мы наконец стали настоящими друзьями. Он и я».
– Серен Педак…
– Да?
– Прекрати передавать мне боль в коленях, ладно?
– Прекратить что… Ох!
– Или так, или верни мне клятую палку.
– Если я скажу «прости», то… наверное…
– Это станет признанием. Ну, просто скажи, и закончим эту тему.
– Прости.
Удивление в его взоре привело женщину в восторг.
Поднимающееся море насытило водой грунт под деревней. Все, у кого есть хоть капля мозгов, перенесли бы свои дома на каменистую возвышенную террасу на краю равнины; но жалкие последыши народа трясов просто подняли хижины на сваи, положили хлипкие мостки над вонючим солоноватым болотом, что кишит крабами с белыми спинками, известными как «черепушки».
Яни Товис, Йедан Дерриг и отряд уланов остановились у Конца Пути, паромной переправы; слева от них стояли разномастные домики, справа виднелась масса поваленных и гниющих на земле деревьев. Воздух был холоден, холоднее, чем обычно бывает в начале лета. Щупальца низко стелящегося тумана скрыли засоленные болота и большую часть мостков и свайных построек.
Строения переправы, воздвигнутые на более высоком месте, включали каменную конюшню с оградой из бревен; сразу за ней лицом к деревушке стояла безымянная таверна.
Яни спешилась и надолго застыла рядом с конем, закрыв глаза. «На нашу землю вторглись. Мне нужно бы объехать каждый гарнизон побережья – видит Странник, их необходимо предупредить. Сообщить суровую правду. Империя вступила в войну».
Но теперь она – Королева Последней Крови, Королева трясов. Яни подняла отяжелевшие веки и оглядела жалкую рыбацкую деревушку. «Мой народ. Храни меня Странник. Годы назад я понимала, почему надо убежать отсюда. Теперь это стало еще яснее».
Стоявший позади нее Йедан Дерриг, наполовину брат, снял шлем и произнес: – Полутьма, что теперь?
Она посмотрела на него. Вечное движение бородатой челюсти… Понятен и этот вопрос и все невысказанные намеки. Что теперь? Следует ли трясам провозгласить независимость, пользуясь нарастающим хаосом малазано – летерийской войны? Собирать оружие, призывать юнцов, которых назовут солдатами? Трясы требуют свободы, но сам звук их воплей поглощается ревущим прибоем.
Она вздохнула. – Я была начальницей в Фенте-на-Косе, когда пришли ладьи Эдур. Мы сдались. Я сдалась.