Буря Жнеца
Шрифт:
– Я не знал, что такой Оплот существует. Тьма?
– Плиткам присущ аспект Тьмы, господин, хотя лишь самые древние записи говорят об этом. Она из Точек Опоры. От Белого Ворона.
У Орбина перехватило дыхание. Он сурово воззрился на стоящего волшебника, по лицу которого бегали тени. – Белый Ворон. Странный Эдур, сопровождающий Фира Сенгара. Его так прозвали.
– Если того чужака прозвали именно так, господин, то он не Тисте Эдур.
– Кто же он?
Маг показал на лежащие вокруг тела: – Тисте Анди. Так они звали себя. Дети Тьмы.
– Что ты несешь?
– Эдур и Анди, господин, были заклятыми врагами. Если придавать хотя бы какое-то значение сказкам Эдур, они воевали, и война окончилась предательством. Убийством Белого Ворона. – Маг покачал головой. – Вот почему я не верю в Белого Ворона, что с Фиром Сенгаром. Это просто имя, данное по ошибке или в насмешку. Но я могу быть неправ, господин. Если старая вражда похоронена в глубокой могиле, нас могут ждать… затруднения.
Орбин отвернулся. – Мы убили последних из Тисте Анди, не так ли?
– Здесь – да. Но разве можно быть уверенным, что ни осталось ни одного? Даже в Синей Розе? Эдур нашли сородичей за океаном. Возможно, были и другие контакты, не выявленные нашими шпионами. Господин, мне не по себе.
«Не одному тебе, маг». – Подумай над этим, – приказал он.
– Подумаю.
Маг повернулся. Орбин вытянул длинную, толстую руку, чтобы задержать его. – Ты говорил с фактором?
Маг нахмурился, словно вопрос его оскорбил: – Конечно нет, господин!
– Отлично. Про алтарь, про освящение – ни слова. – Он подумал и добавил: – И вообще ни о чем.
– Я даже не думал, господин.
– Превосходно. Собирай солдат. Желаю покинуть это место как можно скорее.
– Да, господин. С удовольствием.
«Оставим Аникта в его упрощенном мире. То, чего он желает, и то, что будет – не одно и то же. Милейший фактор, это путь к поражению. Ты пройдешь по нему без меня».
Скол стоял лицом к югу – правая рука поднята, цепочка плотно намотана на нее. Он не двигался уже более дюжины ударов сердца. Волосы свободно вились по ветру. В нескольких шагах присел на валун Сильхас Руин; он проводил точильным камнем по лезвию одного из поющих мечей.
Снежинки падали с голубого неба высокогорной версией «грибного дождя» – а может быть, это ветер поднял хлопья с молодых пиков, стоящих по всем сторонам, кроме той, куда стремились странники. Воздух был холоден и столь сух, что шерсть искрила и потрескивала. Вчера они перешли последнее из неровных плато, оставив позади массы битого черного камня, обозначавшие кратер центра. Утром пришлось подниматься по предательскому склону – многие глыбы под ногами были покрыты льдом. Перейдя в полдень середину кальдеры, они оказались в начале пологого склона, примерно в лиге переходившего
Серен Педак нетерпеливо ходила вдоль края. Она шла далеко позади Скола и Руина, вместе с остальными. Света для передвижения еще хватало, однако молодой Тисте Анди застыл на гребне холма и уставился на пройденную ими дорогу. Молча, неподвижно.
Она прошла мимо него к Удинаасу (тот снова был вынужден пользоваться имасским копьем и сейчас сидел, ковыряя наконечником покрытый мхом торф). – Что тут происходит? – спросила она вполголоса. – Ты знаешь?
– Аквитор, тебе знакомы хищные птицы – джараки, воры и убийцы из лесов? Те, с серыми гребешками?
Она кивнула.
– И что бывает, когда самка джарака находит гнездо с птенцами другой породы?
– Убивает и ест детенышей.
Беглый раб улыбнулся: – Верно. Это знают все. Но иногда, весной, джараки делают кое-что еще. Выталкивают яйцо и кладут в гнездо свое. Другие птицы вроде бы не замечают подмены. Когда юный джарак вылупляется, он, конечно же, убивает и съедает соперников.
– И зовет родителей, – подхватила она. – Но его крик мало чем отличается от криков прочих птенцов. Птички прилетают с кормом в клювах…
– … чтобы попасть в клювы двух взрослых джараков, затаившихся поблизости. Новое мясцо для прокормления их отродья.
– Джараки птицы неприятные, как ни погляди. А почему мы о них толкуем, Удинаас?
– Честно говоря, без причины. Иногда бывает полезным напомнить себе, что мы, люди, не уникальны в своей жестокости.
– Фенты верили, будто джараки – души брошенных в лесу детей. Они жаждут дома и семьи, но приходят в ярость, обнаруживая, что вечно уничтожают то, чего так жаждут.
– У фентов было в обычае бросать детей?
Серен Педак скривила губы: – Только в последние несколько столетий.
– Думаю, дети мешали им ублажать гибельные желания.
Серен промолчала. В уме ее возникла картина: высоченный Халл Беддикт появляется рядом, сгибается и хватает Удинааса за горло, поднимая в воздух…
Удинаас вдруг подался вперед, закашлялся; рука его царапала воздух, протянувшись к ней.
Серен Педак отступила. «Проклятие!» Она пыталась удалить видение.
Видение не поддавалось.
Выпучивший глаза, посиневший Удинаас схватился руками за шею, но что реальное он мог убрать оттуда?
– Серен! – завопила Чашка.
«Сохрани Странник! Что, как… ох, я убиваю его!» Халл Беддикт стоял, выдавливая из Удинааса жизнь. Она хотела схватить его за руки, разжать захват… но понимала, что сил не хватит. Нет, ей нужен кто-то еще…
Ее воображение вставило в сцену новую фигуру. Она надвигалась, едва видимая, изящная… Мелькнула рука, схватившая за горло самого Халла. Летериец зашатался, упал на колено и отпустил Удинааса. Потянулся за мечом.