Буря Жнеца

Эриксон Стивен

«Да, поглядишь на тебя – сразу это поймешь».

***

В сопровождении двенадцати самых преданных гвардейцев из Вечной Резиденции Сиррюн Канар шагал к холму Кравос, что в двух тысячах шагов от западной стены Летераса. Шатры Имперской бригады доминировали над разбросанными вокруг лагерями вспомогательных рот и малых бригад; укрепления Тисте Эдур, размещенные немного к северу, тоже выглядели внушительно. На взгляд Канара, там не меньше трех тысяч клятых дикарей.

На вершине холма стояло несколько

офицеров – летерийцев и вождей Эдур, среди которых был Ханради Халаг. Сиррюн вытащил свиток, сказав бывшему корольку: – Я здесь, чтобы доставить приказы Канцлера.

Ханради с равнодушным лицом протянул руку, передал свиток помощникам, даже не взглянув на него.

Сиррюн скривился: – Такие приказы…

– Я не знаю летерийского.

– Если желаете, я переведу.

– У меня есть свои люди, финед. – Ханради Халаг глянул на офицеров Имперской бригады. – В будущем мы, Эдур, будем сами охранять границы лагеря. Конец параду летерийских шлюх. Отныне ваши развратные солдаты будут тратить лишние деньги где-нибудь в другом месте.

Эдур повел своих с вершины холма. Сиррюн некоторое время молча следил за ними, убеждаясь, что никто не остался. Затем развернул другой свиток и подошел к Преде. – Это тоже приказы Канцлера.

Преда был опытен не только в битвах, но и в дворцовых интригах. Он спокойно кивнул и принял свиток. – Финед, – спросил он, – будет ли Канцлер лично командовать нами?

– Думаю, что нет, господин.

– Создается неловкое положение.

– В некоторых вопросах я буду его голосом, господин. Что до остального – изучив свиток, вы поймете, что получили полную свободу в вопросах ведения боев.

– А если мы не согласимся с Ханради Халагом?

– Сомневаюсь, что это составит проблему.

Сиррюн видел, как командир пережевывает его ответ; видел, как его глаза чуть расширились.

– Финед, – начал Преда.

– Господин?

– Как себя чувствует Канцлер в данный момент?

– Воистину хорошо чувствует.

– А… насчет будущего?

– Он смотрит в него с полнейшим оптимизмом, господин.

– Прекрасно. Благодарю, финед.

Сиррюн козырнул. – Прошу разрешения идти, господин. Где можно расположить мой личный лагерь?

– Поближе к холму, финед – отсюда я буду командовать битвой. Желаю, чтобы вы были неподалеку.

– Господин, тут мало места…

– Можете переместить моих людей куда захотите, финед.

– Благодарю, господин.

О да, ему это нравится. Корявые солдаты в пыльных сапожищах – они всегда свысока смотрели на собратьев из дворца. Ну что же… пара проломленных черепов – и их настроение изменится. С разрешения господина Преды.

Он снова отдал честь и повел своих людей вниз с холма.

***

Этот человек выглядит знакомым. Он был ее учеником? Сын соседа, сын знакомого ученого? Вопросы вились в уме Джанат, пока ее тащили из дома Теола. Она плохо помнит путь до казармы истопатов. Но тот человек, знакомое лицо – лицо, вызывающее странные чувства – она не может его забыть.

Она оставлена скованной в одиночной камере, среди тьмы и кусачих паразитов. Дни; может, целая неделя? Раз в день сквозь щель в двери просовывается тарелка склизкой бурды. Нет, скорее нерегулярно – если она не поставит пустую тарелку в пределах досягаемости рук охранника, новая вообще не появляется. Этот обычай ей не объяснили

на словах, но она уже восхищается его точностью и красноречивостью. Непокорность означает голод; нет, скорее, голодную смерть – голод присутствует тут всегда. За время жизни в доме Теола и Багга она отвыкла от голода. Она почти чувствовала отвращение к жареной курятине. Теперь куры видятся ей во снах.

Тот человек, Танал Ятванар, приходил лишь однажды – похоже, чтобы поглумиться. Она и не подозревала, что разыскивается за подстрекательство к мятежу; хотя такая новость ее мало удивила. Когда к власти приходят подонки, образованные люди первыми ощущают вкус их кулаков. Какая жалкая комедия: так много зла исходит от таких маленьких людей! Малоумных. Неважно, сколь велик меч в руке, мозг остается маленьким. Сознание собственной ничтожности вечно грызет подобных типов.

Однако Теол и Багг однажды намекнули, что если истопаты схватят ее, дела пойдут худо. Похоже, они не ошиблись. Теол Беддикт, самый неспособный из ее учеников, слушавший лекции только из вожделения к лектору – ныне оказывается величайшим предателем Империи. Так сказал Ятванар. В голосе его звучала злобная радость; глаза тускло блестели в свете лампы в его руке, а другой рукой он хватал себя за интимные части. Полагал, она не видит. Она же сидела, прислонившись к стене, опустив голову так, чтобы грязные волосы закрыли лицо.

Теол Беддикт, замысливший экономическое разрушение империи – ну, в это всё ещё трудно поверить. О да, у него есть таланты. Возможно, есть и склонность. Но для подобного разрушения необходим легион сообщников. Разумеется, по большей части ничего не ведающих – разве что смутно, по бурлению в кишках, ощущающих, что делают нечто весьма деструктивное. Но жадность все превозмогает. Как и всегда. Итак, Теол Беддикт замостил дорогу для сотен – тысяч? – охотно согласившихся ступить на нее. Теперь они кричат в негодовании, бледнеют, спешат скрыться прежде, чем позор зальет их багровым потоком.

На данный момент дела обстоят так: вся вина возлагается на Теола и Багга, его неуловимого слугу.

– Но мы найдем его, Джанат, – сказал Танал Ятванар. – Рано или поздно всех находим.

Ей хотелось ответить: «Вы находите кого угодно, только не себя. Такой поиск привел бы к устрашающим открытиям». Однако она промолчала, чтобы вообще ничего не давать ему. И увидела, что даже меч в руке вроде бы стал меньше – не говоря обо всем прочем.

– Как нашли тебя. Как я нашел тебя. О, я стал знаменитым. Я тот, кто арестовал Теола Беддикта и Академика Джанат. Я. Не Карос Инвиктад, дни и ночи пускающий слюни над коробкой с двухголовым жуком. Знаешь, жук свел его с ума. Ничем больше не занимается. – Танал засмеялся. – Знаешь, он самый богатый человек империи. Хотя бы думает так. Но я делал за него работу. Я переводил средства. И скопировал все счета. Что всего прекраснее – я его стригу, а он даже не подозревает!

«Да, двухголовый жук. Одна голова слюни пускает, другая болтает».

Танал Ятванар. Она знала его – теперь она уверена. Знала его. Он уже проделывал с ней все это. Он не врет, рассказывая и намекая – у него есть причина торжествовать. Ну, хотя бы это не ложь.

Теперь ее воспоминания о промежутке между концом очередного семестра и пробуждением в комнатушке Теола и Багга – воспоминания, бывшие недавно столь расплывчатыми и непостижимыми – начали собираться, стягиваться в одну точку.