Буря
Шрифт:
— Если любите, то тем более стоит это сделать. Она выберет вас, если эти чувства взаимны.
— Они взаимны! – рявкнул Алкид, зарываясь руками в волосы и опуская голову. – Она моя! Какое ваше дело, Мурти? Просто уходите.
— Я тоже люблю ее. Как только она будет на свободе, я сделаю ей предложение и начну ухаживать.
Взгляд Алкида скользнул по лицу лекаря с жутким выражением.
— Она была моей рабыней много месяцев, – с нажимом сказал хозяин дома.
— Но больше не будет. И учтите, если вы вдруг намекаете на вашу с ней близость, мне плевать, сколько у нее было мужчин.
Алкид уничтожающе на него посмотрел.
— Для меня будет болью, если такая женщина как она не ответит взаимностью и только.
— Она не ответит вам взаимностью, – Алкид подошел к нему ближе с безумной яростью в глазах.
— Ей никто, кроме меня не нужен, – прошипел он.
— Вот и проверьте это, – спокойно ответил Мурти. – Пока на ней ваш ошейник, она не принимает своих решений. Если в вас есть смелость – посмотрите правде в глаза. Сыграйте честно. Я даю вам неделю.
Лекарь повернулся к разъяренному мужчине спиной и пошел к выходу.
— Я редко играю честно, – холодно раздался сзади голос Алкида, и Мурти будто бы наткнулся на невидимую стену. Несмотря на внешнее спокойствие он, не находя этому явлению причин, ощутил холодок страха.
И тут в кабинет вбежала Сахана.
— Алкид, доктор Мурти, – радостно сказала она. – Я разбудила Айрину. Она хочет поговорить с вами!
— Видимо в этот раз придется, – ответил Мурти на последнюю фразу Алкида, беспрепятственно выходя из кабинета.
***
Алкид вошел к сестре, удивляясь тому, какой юной и хрупкой выглядит она в своей постели. Сахана запретила ей вставать, потому что мышцы женщины сильно ослабли. Силы лекаря не безграничны, удар, нанесенный ядом и болезнью еще долго будет сказываться на здоровье, пока не наступит полное выздоровление.
— Что ты натворила? – прошептал он, осторожно обнимая ее. – Зачем, Айрина? Скажи мне, зачем? Я столько делал для того, чтобы ты жила дольше…
— Именно поэтому, – тихо ответила она. – Я не хотела быть причиной страданий других. Не хотела медленно умирать без любимого человека, детей.
— Что тебе мешало их завести?
— Оставить мужчину без жены, а ребенка без матери просто для того, чтобы несколько лет побыть счастливой? Думаешь, я хочу создать еще одного нашего отца и, таких как мы с тобой, детей? А потом угасать у них на глазах, постепенно теряя способность ходить и дышать? Несмотря на усилия лекарей, так и было бы рано или поздно. Я не могла больше терпеть одиночество, не могла больше выносить жалость окружающих. И ты! Ты мой самый любимый на свете человек! Ты стал мне мерзок! Твоя опека душила меня.
— Мерзок? – Алкид вздрогнул, изумляясь ее словам.
— Да. Ты принуждал меня принять помощь Саханы, хотя я не хотела. Ты использовал свою силу, чтобы заставить меня поступать так как ты желаешь! На глазах у всей семьи я как марионетка трепыхалась по твоей воле. Как ты смел? На кого ты стал похож? Я должна была умереть, чтобы остановить это. Когда мир впадает в безумие из-за тебя, то единственный способ вернуть ему разум – исчезнуть.
— Я пытался спасти тебя. Твоя смерть причинила
— Возможно, но потом горе обязательно отступило бы. Зато вы все продолжили бы жить дальше, не оглядываясь назад. А потом кто-то из братьев уехал бы отсюда, начал новую жизнь. Ты перестал бы каждый день придумывать, как можно мне помочь. Я бы просто перестала всем мешать. И Сахана не была бы заперта здесь моей болезнью. С момента как я услышала, что она лекарь, не могло быть и речи о том, что ее покупка случайность. К тому же я знаю, что она видит эти камни! Сама подложила их в кладовую и проверила.
— Айрина! – Алкид смотрел на нее с болью.
— Я говорила тебе, что не хочу, чтобы она меня лечила, потому что мне невыносимо было думать, что из-за меня похитили женщину. Что мой брат из-за меня похитил человека – лишил дома, работы, уважения. Но ты не остановился на этом – ты использовал ее для себя! Тебе мало было того, что она может мне помочь? Надо было обязательно унизить ее, спать с ней как с игрушкой? Мне хватало терпения не совать нос с ваши с Норманом отношения с женщинами, но я далеко не наивна, брат. Ты удивишься, насколько сложно что-либо утаить от меня. Я догадывалась, что ей приходится не просто.
— На что ты сейчас намекаешь? Ты сравниваешь меня с Норманом? Я был с ней добр! Старался делать счастливой! – взвился Алкид.
— Счастливой ее сделает свобода! И достойное положение в обществе! – криком парировала Айрина. –Чем больше я с ней сближалась, тем больше понимала, что она за человек. Видела, как она влюбляется в тебя. Она оказалась такой… искренней. Кем ты стал после всего этого? Мне было больно это видеть. Мне было плохо! Особенно, когда ты заставил меня разрешить осмотр, когда магией принудил остаться за столом во время ужина. Люди – не куклы, – Арина не давала ему вставить ни слова в свою торопливую, сбивчивую речь, – ты не можешь расставить их по нужным тебе местам и дергать за ниточки.
— Я не похищал Сахану. Купил – да. Причиной покупки было то, что она лекарь – да! Но к похищению я не причастен. И наша с ней любовь настоящая. Я не играл, Айрина, я не чудовище. Ты знаешь меня лучше других. В нас одна и та же кровь, почему ты мне не веришь?
— Ты сам сказал, что в нас одна кровь. В нас кровь нашего отца, и тебе не надо рассказывать, что он за человек. Я знаю тебя с детства, знаю на что ты способен. Знаю нашу семью… Как же сложилась такая череда совпадений? – Айрина приподняла бровь, предлагая брату не считать ее дурой.
— Ты упомянула папочку, и я тебе честно скажу – я уверен, что это его интрига. Я говорил с Саханой, спрашивал, где она видела камни, кто мог об этом знать. Все указывает на то, что это дело рук Сафроса.
Айрина недоверчиво посмотрела на него.
— И ты был не в курсе? Не планировал этого с ним? Не помогал ему в наложении чар? Сафрос справился с вашнирскими камнями, и девушка, после его трудов, доехала сюда через полмира живой? Такое возможно? Но допустим. Допустим, ты лишь купил ее. Значит отпустишь? Наш отец похитил человека, тайно передал в твои руки. Для тебя это шок – то, что ты считал честной сделкой – преступление. Это несправедливо, ты так не думаешь?