Бурят
Шрифт:
— Да?
— Мистер Робинсон, вы бы хотели сильно помочь своему отцу в бизнесе?
— А разве это возможно, сидя здесь?
— Ну, съездите домой, поговорите с отцом. Мне нужно… сколько стрит трактор господина Форда?
— Когда я уезжал сюда, трактор продавался по семь сотен долларов.
— Мне нужны тысяча тракторов. С оплатой золотом.
— Вау! Но если я даже пошлю ему письмо…
— Я же сказал: съездите сами.
— А кто меня отсюда отпустит?
— Полковой врач. Для поправки вашего здоровья, ущерб которому нанесла рана, полученная при отражении атаки… капитан, кто на вас напал: казаки или японцы?
— Лучше пусть это будут неизвестные бандиты, мы их в сумерках даже рассмотреть не смогли, — усмехнулся капитан.
— Лейтенант, вы готовы героически пострадать? Скажем, за сто долларов
— За сто долларов? А страдать придется много?
— Не очень. Вы героически закроете своим телом капитана…
— Мне это не нравится.
— Не волнуйтесь, пуля попадет в руку, — Николай Павлович вытащил из кармана крошечный пистолетик. — Вообще-то пуля из этого пистолетика может разве что глаз выбить… а вас отправят домой, чтобы вы, рассказывая о своем героизме, привлекали в армию деревенских болванов. Получите какую-нибудь медаль — а заодно организуете через Владивосток поставку мне тракторов. Я заплачу пять процентов комиссионных наличными.
— Золотом?
— Я это уже говорил. Сегодня вечером вы заступите в караул, а когда нападут… неизвестные бандиты… да, я вам занесу бутылочку, завтра утром ее стоит выпить. Дня три у вас будет жар, но никаких других неприятностей пойло не принесет. Этот напиток местные шаманы пьют чтобы разговаривать с духами…
Когда лейтенант ушел готовиться к героизму, Николай Павлович протянул и капитану тоненькую пачку банкнот:
— Я думаю, что не стоит подчиненным платить больше, чем начальникам. Было приятно познакомиться!
— Взаимно! А по поводу грузов…
— Вы как предпочитаете получать комиссионные? Я, конечно, могу и золотом, но банкноты проще спрятать…
— Доллары подойдут.
— А фунты? У меня все же долларов не так много.
— Британские фунты? Годятся…
Все же Николай Павлович был не самым лучшим полководцем, однако горным инженером он точно был неплохим. Когда, после долгих раздумий, полковник Резухин счел разумным покинуть Троицкосавск, пять оставшихся у него эскадронов спокойно дошли до Орхона. То есть до улуса Цагаан-Эрэг, располагавшегося недалеко от впадения Орхона в Селенгу. Место спокойное, ровное — и кто бы мог подумать, что в прибрежный зарослях какие-то бандиты спрятали десяток пушек? Причем стальные пушки выстрелили буквально через доли секунды после того, как в спину казакам выстрелили деревянные «дробовики», так что уйти живыми удалось далеко не всем. Далеко не всем, впрочем, удалась уйти тоже очень недалеко: подполковник Андреев искренне считал, что «предателям России» места на земле нет. В чем его горячо поддерживали и местные мужики, считавшие казаков Семенова не иначе как «исчадием ада», и буряты с монголами, сильно пострадавшие от грабежей и на таможне, и на рынке…
А отряд «подполковника Андреева» разом пополнился тремя сотнями бойцов: освобожденные им из Троицкосавской тюрьмы (больше напоминавшей концлагерь) хотели в отряд записаться чуть ли не единодушно, но Николай Павлович взял лишь тех, кто повоевать уже успел. Потому что ему требовались именно опытные бойцы: как ни крути, а освобождать теперь предстояло столицу Забайкальской губернии…
В самом начале октября между Кузнецовым и Андреевым пробежала кошка. Даже не кошка, а буквально тигр уссурийский: Николай Павлович после обстоятельной беседы с «заместителем» Ивана Алексеевича «по большевистской части» попросту приказал этого заместителя расстрелять. Объяснив это просто:
— Этот ваш заместитель — открытый враг России. Хуже казаков семеновских: те хоть и убивали мужиков с семьями, но убивали тех, кто — по их мнению — врагам служил или их предал. А этот предложил мне всех казаков расстрелять! Просто потому, что они казаками родились! Мы с тобой три тысячи казаков уговорили народ не трогать, домой идти и хозяйством заняться — и они нам поверили, а он всех их расстрелять собрался. Но теперь не расстреляет.
— Казаки против революции…
— Казаки работали, делали, что им приказано. Приказано бунтовщиков усмирять — усмиряли. Будет им приказ за Россию жизнь положить — положат не задумываясь. Ты в одном прав: нужна власть, которая верные приказы отдавать станет. А власть, которая народ тиранить будет — такая власть России не нужна. И заместитель этот твой, людей готовый убивать из-за того, что они не в той семье,
— Верно товарищ Ленин говорил: великодержавный русский шовинизм…
— А вы сами-то, товарищ Кузнецов, кто родом-то? Поди русский, то есть, по вашему выходит, шовинист? Я-то точно не шовинист, на лицо мое посмотреть довольно чтобы в этом убедиться. А товарищ ваш этот Ленин идею такую точно не просто так пропагандирует, надо бы к нему присмотреться повнимательнее.
— А в чем он не прав? Царская Россия угнетала угнетенные народы…
— Вы бы, прежде чем глупости говорить, все же подумали сначала. Вот взять меня: дворянин из второй части книги, дед мой дворянином был, причем во вторую часть его записали когда он жену-бурятку привез. Она, между прочим, к императору в гости без церемоний заходила, хотя и родилась в юрте. Кто ее угнетал? Русские солдаты кровью своей оберегали все эти, как вы говорите, угнетенные народы от врагов, и в дела их вообще русские люди не вмешивались. Сколько в столице князей горских бегало? Рядом с русскими князьями они безродными босяками казались — но Россия их привечала как своих же, с Ивана Великого род ведущих. А польские дворяне — в России иной мужик крепостной побогаче их жил — но шляхта эта, не научившаяся еще задницу чисто подтирать, привилегий имела как бы не поболее, чем русское столбовое дворянство. И русский мужик все эти угнетенные народы кормил, одевал и обувал, от себя последнее отрывая. Кто в империи жил хуже русского мужика? Да никто! И рассуждать после этого о русском шовинизме может только тот, кто зла желает России. А вот почему — давайте в этом разбираться. И когда разберемся… мы же уже умеем с врагами разбираться? Не очень, конечно, хорошо еще, но ведь научимся?
Больше спорить с Николаем Павловичем Иван Алексеевич не стал: пока этот странный «горный подполковник» борется, прием весьма успешно, с врагами советской сласти, можно его заскоки и потерпеть — тем более что некоторые инициативы Губельмана и ему казались, мягко выражаясь, неуместными и вредными. Хотя поведение Андреева он часто не понимал: вот и сейчас, когда законспирированные товарищи их города сообщили, что разбираться с пропажей большого количества боеприпасов по пути от Читы до Иркутска Колчак прислал жандармского полковника, он всего лишь задумчиво произнес:
— Жандармского? Да еще полковника? Среди жандармов дураков точно не было, надо бы с ним побеседовать.
— Зачем?
— А затем, что, похоже, Верхнеудинск мы вообще без потерь освободим. Причем очень скоро…
Глава 6
Полковник Малинин в Верхнеудинск выехал с тихой радостью. Армейцы его не любили, но в основной своей массе все же уважали. За то уважали, что был полковник абсолютно неподкупен и, по общему мнению, справедлив. Но вот Верховный его откровенно ненавидел, и ненавидел потому, что, скорее всего, догадывался: знает старый жандарм кое-что о его невинных финансовых шалостях. Хорошо еще, что не догадывался, что жандарм об этих шалостях знает гораздо больше, чем следовало — но все равно по Омску господин Малинин ходил оглядываясь. А разобраться с пропадающими грузами в эшелонах — тут от Верховного далеко, можно дышать спокойно. И спокойно расследовать это довольно странное дело.
Интрига крутилась вокруг воинских эшелонов, причем исключительно вокруг тех, что шли из Дальнего и Порт-Артура. Там в портах грузы получали представители Белой армии, проверяли все тщательно — а в Омск вагоны приходили опечатанными, но кое-что из вагонов пропадало. Большей частью по мелочи, что вообще можно было списать на ошибки принимающих эти грузы офицеров: то пары ящиков со снарядами не хватит, то патронов. Однако на такие ошибки ну никак нельзя было списать пропажу взрывателей к снарядам — причем если уж взрыватели и пропадали, то все и в нескольких вагонах сразу, превращая весь груз в бесполезный хлам. Японцы, к которым сразу были предъявлены претензии (ведь за перевозку по КВЖД отвечали именно они) стали грузы перепроверять по дороге — и выяснили, что «недостача» возникала на маршруте от Читы до Иркутска. Что было очень интересно, ведь все эти эшелоны относительно надолго останавливались лишь в Верхнеудинске, а там с них глаз не спускали ни американцы, ни те же японцы. Но грузы-то пропадали!